Бессмертный полк. Истории и рассказы

20 ноября 1944 отправляют п.ф.п., где я и прожил до 17 декабря. Поутру пошел умываться, упал и сломал лучевую кость у левой руки. Отправили в госпиталь города Выборга, где я и принимал лечение до 13 февраля 1945.

13 февраля 1945. Был направлен на п.ф.п.

14 февраля 1945. Проходил военно-врачебную, которая меня в ряды РККА не взяла.

18 февраля 1945. Вторая комиссия – освободили.

28 февраля 1945. Третья перекомиссия, но я на третью не попал. Комиссовали только кто был под сомнением. А 5 марта вечером вызывают в канцелярию и спрашивают последнюю станцию, готовят документы домой.

7 марта 1945. Идем на станцию и делаем посадку. Следуем на Ленинград.

8 марта 1945. Выезжаем на Киров через Волхов, Тихвин, Череповец, Шарью, Николо-Полома, Котельнич.

11 марта 1945. Выезжаем на Свердловск через Молотов, Кунгур, Кузино.

14 марта 1945. 03:00 прихожу домой.

Станислав Яблонский, правнук (Москва, 2016)

Жажда жизни

Это был обычный воскресный день. Вся семья Жуковых с самого утра уехала в Кисловодск к своим родственникам. Дусе тогда было почти 14 лет, Шура была немного старше. Самым взрослым из детей, переживших голод 30-х, был Николай. Парню уже исполнилось 26 лет, и он работал на полуторке.

Николай успел повоевать в районе далекого озера Хасан, за что Жуковым выделили 2 комнаты в доме сосланных в Сибирь кулаков. До этого они ютились по знакомым и чаще всего ночевали в углу Николаевского храма, так как спешно бежали из станицы Суворовской.

Казачью семью в Гражданскую преследовали и белые, и красные. Первые – за то, что не хотел воевать бывший царский солдат Петр – глава семейства, вторые – и за то, что царский солдат, и за принципиальную позицию не брать в руки оружие.

К полудню вышли Жуковы на станции Ессентуки. До дома нужно было еще пройти пешком несколько километров. Но то, что происходило на вокзале, заставило их замешкаться. Шепот, ступор, неясное бормотание – все это сливалось в один грозный, постепенно нарастающий гул, больше похожий на рыдание, и сквозь слезы женщин и хмурые взгляды мужиков в мозг врывалось странное и страшное слово: «Война!»

Война вошла в хату уже через час. Ко двору подъехал человек на коне, вручил повестку Николаю. Сын сел в свою рабочую полуторку и поехал на пункт сбора. Там новобранцев прямо с машинами погрузили на платформы грузового состава и отправили на Западный фронт, туда, где с 4 утра уже обливалась кровью Белоруссия.

Мария Ильинична, Шура и Дуся простились с сыном и братом до 1945 года, а Петр Александрович – навсегда.

Уже в октябре 41-го Николай попал в окружение. Это были мучительные дни под Вязьмой. Колонну с боеприпасами, которые перевозили в полуторках, жестоко обстреливали с воздуха. Николай, смекнув, что в машине ему не выжить, успел выскочить и под огнем доползти до кромки леса.

Оружия у шофера не было. Поэтому ни сражаться, ни застрелиться он не мог, даже если бы захотел. Последнего Коля точно не хотел. Он страстно желал жить. И отчаянно цеплялся за жизнь сначала в лагере под Вязьмой, а потом и в Бобруйске, где на огромной территории за колючей проволокой в считаные дни не осталось ни травинки – пленные солдаты в прямом смысле слова ели землю, пытаясь сражаться с более грозным, чем немец, врагом – голодом.

На оккупированной фашистами территории начали устанавливать новый варварский порядок. Нацистам нужны были рабочие руки. Николая и нескольких пленных, которые еще держались на ногах, отправили на работу.

Парни должны были перевозить муку. На подводу, запряженную лошадью, кидали несколько тяжелых мешков и везли их в указанное место под дулом автомата немецкого надсмотрщика.

В один день пленным удалось договориться, и по условному сигналу они набросились на своих сторожей, убили их голыми руками и увели подводы с мукой в партизанский отряд, который стоял в лесу недалеко от лагеря. Но радость была недолгой. Во время одного из заданий Николай Жуков вновь был схвачен. Что заставило немцев пощадить и не повесить партизана сразу, для него осталось загадкой. Он вновь оказался в плену.

Ботва от мороженой свеклы для этих людей была единственной пищей, поэтому каждый день похоронная команда вывозила целую телегу трупов, которые навсегда оставались лежать в белорусской земле безымянными.

Страдания солдат пытались облегчить местные женщины. Они подкупали фашистов всякой нехитрой снедью и ядреной деревенской самогонкой, взамен немцы разрешали бросать пленным через забор куски хлеба и картошку. А иногда и отпускали нескольких человек.

Каждый день сотни ввалившихся от голода и болезней глаз с надеждой смотрели через колючую проволоку в ожидании спасения. Николай был среди них. Ему очень хотелось жить. И, возможно, именно эта жажда жизни привела однажды к нему Станиславу Савич, милую, скромную девушку, которая, указав на него, пыталась объяснить охраннику, что это ее муж.