Когда приходила машина с ранеными, разгружать ее выходили все, даже хирурги, если они в тот момент не были заняты на операции. Носилок не хватало, приходилось неходячих носить на спине, с помощью специальных лямок. Первыми помощниками врачей были медицинские сестры.
Антонину быстро научили делать перевязки, уколы, ухаживать за ранеными. Сутками напролет, забывая о себе, она кормила, мыла, подавала «утку», крутила раненым самокрутки и даже научилась их прикуривать. А когда бывала свободная минута, развлекала раненых разговорами, писала под их диктовку письма и читала свои любимые стихи, что неизменно вызывало возгласы всеобщего восхищения.
– В землянках всё время пахло кровью, – вспоминает Антонина Степановна. – Раненые стонут, ругаются. А облегчить страдания нечем, обезболивающих просто нет. Выйдешь, поплачешь от жалости к этим молодым ребятам, от собственного бессилия, от невозможности хоть на миг облегчить их страдания. Затем берешь себя в руки – и снова за работу.
Походил к концу 1942 год. Каждую ночь во сне Тоня стала видеть родительский дом, маму. Ей очень хотелось навестить ее, но работы было так много, что девушка даже не могла набраться духа, чтобы попросить командование даже о краткосрочной отлучке. Наконец, ее отпустили домой.
– С замиранием сердца подошла к калитке своего дома, – рассказывает Антонина Степановна. – Увидела, что всё завалено снегом, а входная дверь заколочена доской. Я чуть сознание не потеряла от страха за родных. Но тут выяснилось, что местные власти, опасаясь, что финны захватят Кобону, всех жителей эвакуировали.
Родные Тони вернулись домой только весной. Началось восстановление колхозов «Рыбацкий» и «Земельный» – стали в первую очередь выращивать овощи для фронта, и на полях работали в основном женщины.
В январе 1944 года, после снятия блокады, госпиталь, в котором работала Тоня, перевели в Гатчину, ближе к фронту.
– Когда ввозили госпитальное имущество, город, только что освобожденный от фашистов, еще горел, – вспоминает Антонина Степановна. – Здание, в котором нас разместили, до войны занимала поликлиника, а во время оккупации здесь же был немецкий госпиталь. Всё здесь было непривычное, бумажное: матрацы, даже бинты…
После окончания войны осенью 1945 года госпиталь переехал в Эстонскую ССР, в город Кивиыли, и стал называться «Спецгоспиталь 1011». Здесь лечили пленных немцев.
Тоня освоилась на новом месте, как всегда быстро. Какие-то немецкие слова выучила, но в основном прекрасно понимала пациентов без слов. Врачи и медсестры жили тут же, в длинных одноэтажных бараках, огороженных колючей проволокой, с часовым у проходной.
25 января 1950 года госпиталь расформировали. Антонина вернулась домой и устроилась на работу на завод «Адмиралтейские верфи» сварщицей. Вышла замуж.
…В свои годы Антонина Степановна чувствует себя замечательно, на здоровье не жалуется и ощущает себя минимум на 20 лет моложе своего календарного возраста.
Пусть каждый день в ее жизни и впредь будет светлым и радостным!
Ребенок угасал на глазах у матери
Тяжелым было детство моей тёти, Маевской Галины Николаевны. Пропал без вести в Гражданскую вой ну её отец, потом, так уж сложилось, забрали у неё младшего братишку в другую семью. Тяжелые годы были, голодные. Но выдержала она, выстояла, выучилась на рабфаке, а потом поступила в институт стали и сплавов. Здесь она нашла свою единственную любовь – Бориса Леопольдовича Маевского. Закончив один институт, в 1940 году молодая семья была направлена на работу в Ленинград. Галина Николаевна – на завод им. Жданова, мастером инструментального цеха, а Борис Леопольдович – на Балтийский завод, инженером в технологическое бюро. Жили сначала в разных общежитиях, потом сняли комнатку. Вечерами обменивались удачами и промахами в работе, советовались. По выходным знакомились с Ленинградом. В сентябре 1941 года семья ждала ребенка. Но началась война…
Работала Галина Николаевна мастером кузнечно-термического участка. С июля работали круглосуточно, без выходных. В цеху стояла жара до +50. По заводу били с воздуха и из дальнобойных орудий. Осколками снарядов убивало работающих на станках. В июле Ленинград стало сжимать блокадное кольцо. Но паники не было, на заводах организовали народное ополчение. Галина Николаевна проводила мужа в ополчение. А 23 августа он погиб на Лужском рубеже. В сентябре ввели хлебные карточки – 250 граммов – рабочим, 150 граммов – иждивенцам.