Бессмертный полк. Истории и рассказы

1 дек. 1941 г… Я не уверен, что это письмо дойдет до тебя, хотя бы через долгое время. Но тем не менее пишу тебе его, чтобы ты, может быть, узнала относительно меня несколько больше, чем обычно и подготовилась к возможным случайностям. Ты меня знала как человека здорового, сильного. Теперь я далеко не тот. Дело в том, что за эти три с лишним месяца я сильно изменился. Я это чувствую сам, и многие мне говорят об этом. Мой организм, оказывается, имеет особенности. Ты знаешь, что я не чуждался самой простой пищи и имел хороший аппетит. Он и сейчас есть, но удовлетворить его нечем… Достать и купить что-либо для меня нет возможности, да и для большинства других тоже. Вот и представь, что может быть. Я сейчас только принял порошок от головной боли, а помнишь, я негодовал по поводу того, что ты принимаешь порошки, теперь я сам принужден делать это. Пишу это письмо, пользуясь некоторым прояснением сознания. Конечно, я не хочу пугать тебя тем, что я обязательно погибну, но все же в наше суровое время и в моем положении это возможно… Я очень огорчен, что так быстро стал сдавать… Помочь мне здесь некому, так как и все мои сослуживцы в таком же положении. Каждый борется за жизнь как умеет… У нас пошли разговоры об эвакуации. Я в этом вопросе не имею определенного решения. Что мне делать, если будет возможность выбраться отсюда. С одной стороны, хотелось бы этого, но с другой – мысль, о том, что все придется бросить, меня удерживает и заставляет колебаться. Впрочем это только слухи и разговоры, которые пока не имеют реального основания. Несмотря на трудности, ленинградцы держатся стойко. Вот недавно я стоял в очередях и ни от одного человека, я не услышал слов уныния или упадничества или пораженчества. Говорили о непорядках в торговле, о том и другом, но никто ни слова не промолвил о подчинении врагу. Ненависть к врагам – вот самое главное, что было ясно из разговоров. Как бы мы хотели быть снова со всеми вами без этой проклятой блокады! Ну, я написал все, что меня волновало. Ты знаешь теперь о моем состоянии и если что случится, то не расстраивайся, не огорчайся. Мы долго жили с тобой и хотя последние годы ты много огорчалась и была недовольна мной, но право напрасно я никогда и ни при каких обстоятельствах не покинул бы тебя. Тебе нечего было страшиться и волновать себя. Не говори ничего детям, для чего им знать все это. Пусть они представляют меня таким здоровым, как прежде, а не одиноким и слабым. Как сейчас. Возьми себя в руки, не плачь. Если мне будет лучше, я сейчас же напишу тебе об этом…

11 дек. 1941 г. Дорогая Зина!

Одновременно с этим письмом посылаю тебе 250 руб. Это уже шестая посылка. О судьбе предшествующих 5 посылок сведений не имею… Жизнь у нас сейчас тяжелая. Вы, там вряд ли можете её представить. Самый главный недостаток в плохом питании. …многие из нас ослабели, и я последнее время чувствую себя неважно. Сердце стало плохо работать. Пока сидишь дома или лежишь – ничего, а когда приходится ходить, то это совсем трудно. Но все же регулярно хожу на работу, хотя она совсем надоела и плохо клеится. Испытываю и другие недостатки в связи с зимним временем. Холод и отсутствие света. Твоя лампа мне очень пригодилась, сейчас пишу при её свете. Страдает и трамвайное движение. От холода страдаю меньше, чем другие. У меня все же есть дрова. Но зябну на улице, так как зима довольно суровая. Сильно тяготит полное одиночество, вечера такие длинные, длинные. Спать ложусь рано, но и просыпаюсь тоже рано. А дни у нас ты знаешь, наступили самые короткие. Ждем с нетерпением, когда день будет прибавляться. Тревоги сейчас стали реже, удается поспать ночь спокойно. Знаешь, зима делает свое дело с проклятым врагом. Последние успехи нашей армии поднимают наш дух и наши надежды на скорое установление связи с вами, но когда она установится, не знаем. Многие стремятся уехать или уйти, но я не могу этого сделать. Наше учреждение не эвакуируется, кроме того, все время нуждаюсь в деньгах, без которых не может быть и речи о длинном зимнем пути. Таким образом, я должен перенести все, что предназначено нашему городу. Выдержу ли это, не знаю… Будьте здоровы и бодры. Крепко всех целую.

21 дек. 1941 г. Дорогая Зина!