Солдаты бегали с факелами, бросали в каждый дом и убегали. А у нас во дворе было сено, факел в сено бросили, и сразу все вспыхнуло. Мама на двор выскочила, стала козу отвязывать, никак не получается, солдата попросила, он подергал, подергал – никак и убежал. А дом вовсю уже горит. Мама сунула буханку хлеба брату Мише (ему тогда 6 лет было) и кричит «Бегите от дома! Бегите за народом, а я немного с собой соберу». Но мы от дома никуда не побежали, плакали, маму звали, боялись, что она там сгорит. Мама все бросила, все с народом вместе побежали. А народ весь за нашими солдатами бежал, они отстреливались, отступали к деревне Аревское. Там овраг был, нас в овраг не пустили – заминировали, чтобы немцы подорвались. Пули мимо нас так и летели. И так странно, что деревенских никого не убило. Солдаты падали. Побежали обратно в деревню, там все горит. А с другой стороны, возле леса, было подземное картофельное хранилище. Мы все туда пошли, собралась там вся деревня. Сколько сидели – совсем не помню. Вышли, а наша слободка вся дымится, много домов сгорело. Стали думать, куда идти. У кого дома́ остались, соседей к себе забирали. Нас взяли Степновы, а у них самих было трое или четверо детей, да нас с мамой трое. Тетя Поля с нами делилась, чем могла. Избушка у нее в селе самая маленькая была, с одним окошком. Все равно у нее немцы поселились. Мы все спали на печке. Немцы спали на полу на соломе да на кровати. До войны света в деревне не было, были лампы керосиновые. В туалет надо было ходить на улицу. А мороз был сильный. Однажды мне в туалет понадобилось, а ночь. Мама говорит – терпи. В избе темно, немцы на полу – как идти. Я свое. Полезли тихонько с печки. Мама тихонько идет, меня ведет, на руки взять не может – ходила на последних месяцах третьим ребенком. Я как ни старалась, наступила в темноте одному на голову, он спросонья буркнул «Матка, спать!». Но все обошлось.
Как-то помню такое – я раскапризничалась, никак не успокоюсь. Немец дал мне хлеба с тушенкой, а я его бросила. Тогда немец меня кнутом успокоил. Залезла на печку и притихла.
Потом у мамы родился третий ребенок, брат Шурка. Немцев попросили выйти, тетя Маня принимала. Когда рассказываю, мне многие говорят – немцы у вас какие-то хорошие были. У них начальник хороший был, они его слушались.
Немцы прожили в нашей деревне 2 недели. Наши пришли ночью. Мы встречали их, плакали от радости. Пока немцы были, всю еду отобрали. У нас была картошка зарыта и мамина одежа. Картошку и одежу мамину откопали, а нам одеть нечего. Кто не сгорел, с нами поделились, одели нас, малых.
Бабушкин дом почти не сгорел, пошли мы туда. Грязно после немцев было, стекла побиты, мебели никакой, все немцы в печке сожгли. Мама пол начала мыть, а он тут же льдом покрывается. Потом окна заколотили, за дровами сходили, печку затопили, но тепла надолго не хватало. Спали мы на печке все четверо. Мама с утра в колхоз на работу уходила… Пока шла война давали рабочим на 1 трудодень немного хлеба или картошки. Мы весной по полям ходили, мерзлую картошку собирали, мама драники пекла. Масла не было, они к сковороде прилипали, комки получались. В колхозе лошадей не было, два быка было. Маме быка Яшку закрепили, Вот мама на нем и пахала, бороновала. Мама целыми днями на работе, мы на печке. Прибежит в обед, нас покормит и бегом обратно на работу. Мы все одни.
На следующий год картошка уродилась хорошая, на нашем участке. Возили в Москву, продавали. Картошку продали, а козленочка маленького купили. А картошку мы ели только мелкую, крупную всю продавали. Хлеб мама свой пекла. Чистили картошку, с мукой мешали и пекли. Вкусно получалось.
Приходила к нам в гости соседская девочка Тася, она моложе меня была на 2 года. Мы с ней к тете Лене, что в соседней избе жала, ходили. Тася у нее картошку крупную все просила, она ей давала. А мне так хотелось крупной картошки, да все попросить не смела, Но тетя Лена не догадывалась меня угостить. Зато она все подкармливала нашего младшего – Шурку. У них на сына извещение пришло «Пропал без вести». Вот они и привязались к нашему Шурику.
Когда он маленький был, мама отдала его в ясли. Однажды тетя Лена пошла его навестить днем. Подошла к двери тихонько, заглянула, а он ползает под кроватками один в одной распашонке. Тетя Лена давай ругаться, а ей объясняют – мама очень бедная, ей и так тяжело, пусть лучше Шурка умрет. С тех пор он долго болел, но не умирал. Была какая-то бабка. Мама к ней сходила, та травы дала, велела поить и купать. Мама так и делала. Сашка на поправку пошел. Но ноги застужены были, до 3 лет не ходил. Я за ним ухаживала, даже в школу меня мама не пустила в 7 лет, я с 8 лет пошла.
Потом маме извещение пришло, что Павел, мой отчим, погиб под Курском. Мы с ней обе сильно плакали. Так мама одна и осталась с нами троими.
Козочка у нас подросла, поросенка купили, кур. Мама гусей выращивала на сдачу государству, это обязанность была – сдавать столько-то молока, мяса.
Война кончилась, в деревню мужиков мало вернулось.