Читаем Бессмертный полк. Истории и рассказы полностью

Мангал – это жестяное ведро, в котором сбоку вырезалось окошечко, а внутрь вставлялось 2 решётки. На нижнюю сыпали или клали всё, что могло гореть: сучья карагача, хлопковые семена, кизяк… Кизяк – это высушенные экскременты животных (лошадей, ослов, верблюдов, ишаков, буйволов, быков). Был, конечно, и каменный уголь, но он был дорогой и для нас недоступный. Если удавалось где-нибудь подобрать (на железной дороге, например) или украсть (около больницы или какого-нибудь учреждения) несколько кусков каменного угля – это была большая удача. Так вот – на нижней решётке топливо, а на верхней – кастрюлька или сковородка с едой. Раздуть огонь в мангале – пытка. У меня несколько раз были обмороки от дыма, напряжения и голода, так как именно я, как старшая, должна была приготовить какую-нибудь еду на всех.

В Ташкенте я проучилась 4 года: 6-й, 7-й, 8-й и 9-й классы. Сначала в школе № 50, а с 1943-го – в школе № 44. Это после разделения школ на мужские и женские. Зачем это понадобилось в разгар войны, в 1943-м году, когда мужчин-учителей в школах реально не было – не понимаю до сих пор.

Но в 6-м и 7-м классах мы ещё учились вместе. Это 1941/1942 и 1942/1943 годы. Это школа на Хорезмской улице. Огромные классы по 40 человек. Среди учеников – новички из эвакуированных. Ребята из Москвы, Ленинграда, Киева выделялись начитанностью, хорошей грамотностью, развитой речью. Но стычек не помню. «Выковыренные» – так местные нас называли. О великий русский язык! Надо же так точно обозначить эвакуированных, действительно выковырнутых из своих родных мест шквалом войны! Из учителей 50-й школы запомнила только двоих: математика Ивана Ивановича Малиновского и Анну Григорьевну, которая вела русский язык и литературу. Иван Иванович объяснял так, что даже я, к математике не склонная, всё понимала и усваивала. А Анна Григорьевна обладала идеальным литературным языком и умела показывать красоту слова и образность жизни через книги. Она была одинока. Очень строга. Одета как классная дама в старых гимназиях: белая блузка, чёрная юбка до пола. Всегда прямая спина. Учила сидеть, стоять, ходить. Учила хорошим манерам, о коих мы имели самые смутные представления. И учила говорить, объясняя как строить фразу, что такое тональность речи, какова роль мимики, взгляда, пауз… Никогда больше я не встречала в школе такой работы литератора. Мы её обожали и спасли, когда в 1942/1943 годах она свалилась с дистрофией. В школе нам давали завтраки – 3 пончика с повидлом каждому. И часто мы ходили в школу из-за этих пончиков. Время было голодное, всё по карточкам. (Если сжать то, что называлось хлебом, текла зелёная жижа. На улицах «Ташкента – города хлебного» умирали бездомные и голодные. Но по праздникам вместо сахара давали сахарную свёклу. Мы её варили, резали на кусочки, пропускали через мясорубку и из этого фарша делали «пирожные», катая шарики в порошке какао, который получали по ленд-лизу из США). Так вот, узнав о болезни Анны Григорьевны, мы навестили её и ужаснулись, увидев, как она похудела и ослабела. И я предложила ребятам скинуться по 1-му пирожку, продавать их на Алайском базаре и покупать на эти деньги продукты.

В результате – мы её подняли и вернули в школу, принося каждый день всё, что могли купить: кусочек баранины, стакан муки, лапшу, яичко, мёд, хлопковое масло, виноград. Готовили. Заставляли есть. Она пыталась сопротивляться вначале, но сдалась, приняв нашу заботу и опеку. Потом школы разделили, и Анна Григорьевна и Иван Иванович остались в мужской, 50-й, а я оказалась в женской и потеряла их из вида.

Но помню и своё злое лидерство. Мы травили учителя, кажется, биологии. Видимо, 7-й класс. Это был высокий, тощий, очень некрасивый еврей. По-видимому, больной, с глазами, как у Крупской, т. е. базедовой болезнью. Школа была для него каторгой. Заставлять себя слушать он не умел. И мы творили на его уроках чёрт знает что. Я, например, выезжала на парте через окно во двор. Он даже спросил меня после урока, за что я его так ненавижу. И я честно сказала: «Вы не учитель! Вы не умеете держать класс». Но поняла что-то и приструнила класс.

Перейти на страницу:

Все книги серии Народная книга

Школа жизни. Честная книга: любовь — друзья — учителя — жесть
Школа жизни. Честная книга: любовь — друзья — учителя — жесть

Мы все – бывшие дети, и многого о себе не договорили, не поняли. Попытка реконструкции школьных времен довольно мучительна, но эти времена есть за что благодарить. Цель этой книги – составить хронику ушедших детских, школьных лет: кроме нас, это сделать некому. Сборник воспоминаний о послевоенных школьниках, составленный Улицкой, стал бестселлером, но коллизии детства и отрочества шестидесятых– девяностых оказались ничуть не менее драматичны и трогательны. Лучший способ разобраться в себе нынешних – вспомнить себя тогдашних.«Школа жизни» – новый проект серии «Народная книга». Откройте ее – и станет понятно, почему наша генерация почти все сдала и все-таки удержалась на краю пропасти.Дмитрий Быков

Дмитрий Львович Быков

Документальная литература
Как мы пережили войну. Народные истории
Как мы пережили войну. Народные истории

…Воспоминания о войне живут в каждом доме. Деды и прадеды, наши родители – они хранят ее в своей памяти, в семейных фотоальбомах, письмах и дневниках своих родных, которые уже ушли из жизни. Это семейное наследство – пожалуй, сегодня самое ценное и важное для нас, поэтому мы должны свято хранить прошлое своей семьи, своей страны. Книга, которую вы сейчас держите в руках, – это зримая связь между поколениями.Ваш Алексей ПимановКаждая история в этом сборнике – уникальна, не только своей неповторимостью, не только теми страданиями и радостями, которые в ней описаны. Каждая история – это вклад в нашу общую Победу. И огромное спасибо всем, кто откликнулся на наш призыв – рассказать, как они, их родные пережили ту Великую войну. Мы выбрали сто одиннадцать историй. От разных людей. Очевидцев, участников, от их детей, внуков и даже правнуков. Наши авторы из разных регионов, и даже из стран ныне ближнего зарубежья, но всех их объединяет одно – любовь к Родине и причастность к нашей общей Победе.Виктория Шервуд, автор-составитель

Галина Леонидовна Юзефович , Захар Прилепин , Коллектив авторов , Леонид Абрамович Юзефович , Марина Львовна Степнова

Проза о войне
Были 90-х. Том 1. Как мы выживали
Были 90-х. Том 1. Как мы выживали

Трудно найти человека, который бы не вспоминал пережитые им 90-е годы прошлого века. И каждый воспринимает их по-разному: кто с ужасом или восхищением, кто с болью или удивлением… Время идет, а первое постсоветское десятилетие всё никак не отпускает нас. Не случайно на призыв прислать свои воспоминания откликнулось так много людей. Сто пятьдесят историй о лихих (а для кого-то святых) 90-х буквально шквалом ворвались в редакцию! Среди авторов — бывшие школьники, военные, актеры, бизнесмены, врачи, безработные, журналисты, преподаватели. В этой пронзительной коллективной исповеди нет ни грамма художественного вымысла или политической пропаганды, радужных мифов или надуманных страшилок. Всё написано предельно искренне, слова идут от души, от самого сердца! И вот результат: уникальные свидетельства очевидцев, самый компетентный, живой и увлекательный документ эпохи. Эта поистине народная книга читается на одном дыхании. Опубликованные здесь рассказы, эссе и зарисовки — подлинная реальность, которую сегодня трудно найти на ТВ и в кино, которую вряд ли рискнут издать журналы и газеты.Александра Маринина

Александра Маринина , Коллектив авторов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Семейщина
Семейщина

Илья Чернев (Александр Андреевич Леонов, 1900–1962 гг.) родился в г. Николаевске-на-Амуре в семье приискового служащего, выходца из старообрядческого забайкальского села Никольского.Все произведения Ильи Чернева посвящены Сибири и Дальнему Востоку. Им написано немало рассказов, очерков, фельетонов, повесть об амурских партизанах «Таежная армия», романы «Мой великий брат» и «Семейщина».В центре романа «Семейщина» — судьба главного героя Ивана Финогеновича Леонова, деда писателя, в ее непосредственной связи с крупнейшими событиями в ныне существующем селе Никольском от конца XIX до 30-х годов XX века.Масштабность произведения, новизна материала, редкое знание быта старообрядцев, верное понимание социальной обстановки выдвинули роман в ряд значительных произведений о крестьянстве Сибири.

Илья Чернев

Проза о войне