Бессмертный полк. Истории и рассказы

Когда я поздно ночью зашел к майору Людену, то застал его сидящим с Симоновым за столом. На столе кроме стаканов чая стояла открытая бутылка портвейна. Наливая мне портвейн, Марк Юрьевич Люден сказал, что командующий разрешил сходить с нами Константину Михайловичу, вот он с радости и извлек из своего ранца заветную бутылочку, предназначенную к празднику – Дню Великой Октябрьской социалистической революции, но я уговорил распить портвейн раньше, а то может быть – да все может быть, лучше выпить сейчас – и, понимаешь, убедил его. А если все будет в порядке, то праздник мы встретим и так как положено.

Поздно ночью я ушел к себе, Марк Юрьевич и Константин Симонов легли здесь же в кабинете. Утром рано я принес Симонову походное обмундирование и белый маскировочный халат. Примерить эту одежду он мог только в ночь с 6 на 7 ноября 1941 года. С 3 по 5 ноября стояла отвратительная штормовая погода, и выход в море катерам «МО» – «морским охотникам» – не разрешали. Отряд находился в часовой готовности.

Вечером 6 ноября 1941 года, в 17 часов получен приказ следовать на посадку в губу Кислая, где нас уже ждали два катера «МО», которыми командовал старший лейтенант Василий Лозовский. Командиром второго катера был мой земляк – горьковчанин Гущин. Отряд уже разместился на катерах, когда на пирсе появились капитан II ранга Визгин в сопровождении майора Людена и Константина Симонова в походном снаряжении.

«Можно представить себе, что сейчас переживает военный корреспондент» – прошептал мне на ухо разведчик Вася Кашутин. Я присутствовал при разговоре Визгина с Симоновым, когда он доложил о своей готовности к предстоящему походу. Вид у него был чрезвычайно воинственный. Визгин посмотрел на него и остался доволен внешним видом и сразу с места потребовал, чтобы он сдал все документы и, на всякий случай, если не вернется живым из похода, оставил свой домашний адрес и письмо близким. Нам, стоящим рядом, сразу бросилось в глаза: после монолога товарища Визгина лицо товарища Симонова сразу вытянулось и куда-то сразу девалось большая половина его молодцеватости. Он нехотя достал свои документы и передал их Визгину. Скажи сейчас Визгин, что обстановка изменилась и он не может взять в поход Симонова, то он не стал бы настаивать на своем участии. Правда, это мое личное мнение, но, основываясь на моем небольшом в то время опыте работы с личным составом на этой опасной работе, я сделал такой вывод.

Через несколько минут мы отошли от причала, развернулись и, взяв курс на север, пошли к выходу из Кольского залива. Погода, как назло, стояла хорошая и Люден нервничал, все время посматривая на часы, ворчал, что следовало бы отложить операцию до того, как луна пойдет на убыль, чтобы быть менее заметными. Действительно, луна светила во всю свою мощь. Можно было различить на снегу человека на расстоянии ста метров, а в море – до 4–5 кабельтовых.

Мало того, весь горизонт занимало северное сияние, переливающееся всеми цветами радуги. К тому времени я уже почти семь лет служил на Севере, но ещё ни разу не видел более светлой ночи.

«Морской охотник» – очень небольшой кораблик и когда на него вторгаются двадцать человек, то, куда их ни засунь, все равно будет тесно. Катера шли на порядочной волне, которая изредка перехлестывала через борт катера, обдавая брызгами ходовую рубку.

Разведчики разместились в кают-компании в коридоре. Между каютами было тесно, но тепло и уютно. Большинство из них спали после сытного ужина. Воздух был сперт, несмотря на работу вентилятора, но это мало действовало на разведчиков. Они периодически по два-три человека выходили на верхнюю палубу и курили на корме, сидя около глубинных бомб. Это было, конечно же, запрещено, но разведчикам негласно разрешали на это короткое время в присутствии вахтенного комендора осторожно курить.

Катер шел с погашенными огнями, и только за кормой вспененная винтами вода фосфоресцировала. Качка усиливалась, и некоторые «моряки» чувствовали себя не очень хорошо, но держались, старались разговаривать и шутить. Словом, говорили о чем угодно, кроме предстоящего похода.

Когда катера вошли в Мотовский залив, качка заметно уменьшилась, и они прибавили ход и прижались к берегам полуострова Рыбачий, взяли курс на Озерки. Слева по курсу вырисовывался на фоне черной воды контур мыса Пикшуев – цель нашего похода. Справа по борту тянулось южное побережье полуострова Рыбачий, на котором время от времени мелькали огни фар проходивших вражеских автомобилей.

На траверзе губы Эйна резко положили руль лево на борт, убавили обороты дизелей и с приглушенными двигателями подошли к северному берегу Мотовского залива, занятому фашистами в первые дни войны. Катер лейтенанта Гущина несколько отстал. Ему было приказано прикрывать, обеспечивая высадку разведчиков.