Эрина глазом моргнуть не успела, они были уже не на поляне, окружённой лесом, а на безлюдных улицах какого-то типичного городка с типовыми застройками, стандартными улицами и привычным убранством. Самые обычные стальные качели, крашеные не один раз, чтобы скрыть рыжую коррозию; деревянные скамейки у подъездов; уличные бельевые сушки, сваренные из труб в виде двух буков «т», соединённых между собой верёвками, были завешаны постиранной одеждой и бельём.
Панельные, кирпичные и блочные дома стояли как монументы, и бездушный декор, в котором вряд ли можно было отыскать что-то тёплое живое и простое, что захотелось бы назвать домашним уютом. Асфальт перед одним из домов, ближе всех к которому стояли Эрина и Адриан, залит был хорошо, но не очень-то и ровно и, судя по всему, достаточно давно, ибо его края уже значительно облупились, а кое-где в трещинах прорастали напористые и живучие одуванчики. — Погоди, я знаю это место… — растерянно начала Эрина, воспоминания подкрадывались к ней осторожно и боязно, и сама она боялась их спугнуть внезапной мыслью, неудачной догадкой или глупым предположением. Адриан улыбнулся уголком рта, опустив взгляд вниз.
— Ты тут жила до смерти мамы, — голос Адриана звучал тоскливо.
Эрина вздрогнула. Воспоминания больно проехались по ней катком, колёса которого ещё зачем-то были оснащены чем-то наподобие шипов. И в этот же момент стальная тяжёлая дверь отворилась, а оттуда выбежала маленькая девочка с почти белыми волосами, в цветном комбинезоне и серой рубашке с закатанными рукавами. Ей было не больше четырёх лет. Эрина, выпучив глаза и раскрыв рот от шока, узнала в этой радостной малышке себя.
— Откуда ты знаешь? — только и успела спросить она, как следом за девочкой вышла и её мама. Такой чёткий и ясный образ, такой знакомый, будто бы он никогда и не стирался из её памяти, не размывался от хода времени и не бледнел сквозь года. Даже её голос звучал так, как Эрина его слышала в последние разы — она была уверена, что он звучал именно так и никак иначе. Сердце разрывалось от боли, на глазах навернулись слёзы. Самообладания Эрины хватило лишь на то, чтобы прикрыть рот, из которого рвались стоны отчаяния, ладонями.
— Мы оба потеряли то, что нам было дорого. Ты просто потому, что так было суждено, а я — по своей глупости… — И зачем ты мне это говоришь? — с трудом выдавила из себя Эрина, стараясь хоть немного успокоиться. Слёзы продолжали бежать по щекам горячими ручейками.
— Я хочу исправить свои ошибки. Я хочу дать тебе то, чего у тебя не было, и то, что ты потеряла. Этот мир реален, ты можешь остаться здесь. Умиротворение и покой. Времени больше не будет… Будет только чувство эйфории. Ты обретёшь своё счастье.
Эрина хотела жёстко отрезать всё, что говорил Адриан, но не смогла. Глядя на маленькую белокурую девочку, собиравшую жёлтые, сладко пахнущие одуванчики, которые оставляли золотистую пыльцу на её немного красном маленьком носике, когда та их нюхала, Эрина ощутила душой всё то, о чём говорил Адриан. Спокойствие, счастье, эйфория. Любовь.
— И я тоже смогу быть здесь, с тобой, Эрина.
Теперь она уже была той самой девочкой, что нюхала соцветия одуванчиков и морщилась при виде букашек, время от времени пробегавших между крошечными цветками. Всё казалось таким простым, лёгким, невесомым, незначимым. Ничего не давило, не обременяло и не пугало. Здесь и сейчас было спокойно. Сердце успокоилось.
Её кто-то звал. Как гром среди густых туч. Ветер противно ударил в лицо, песок, подхваченный им, неприятно оцарапал нежную кожу лица. Эрина выронила цветы. Что-то внутри оборвалось в такт удара букетика о землю.
Палец на руке нестерпимо начало жечь. Увидев свою руку, на которой светилось кольцо, отданное ей Филом, Эрина поняла, что она снова в привычном для себя виде и возрасте.
Небо стянуло тяжёлыми тучами, ветер усиливался. Всё вокруг стягивало пугающим мраком. Эрина растерянно взглянула на Адриана, но вместо умиротворения на человеческом лице, она увидела, как его глаза сияют жёлтым светом, и свет этот расплывался под его сереющей кожей, придавая внешности воистину пугающий вид. Он застыл и был напряжён так, словно с чем-то сражался внутри себя, противостоял огромной силе и ужасающей боли, разрывающей его изнутри невидимыми когтистыми лапами.
Эрина вздрогнула.
И весь мир вздрогнул.
Вспышка молнии.
Мир погас, а потом снова яркий свет, заставивший её распахнуть глаза. Чьи-то руки держали её за предплечья и тянули из калейдоскопа света и тьмы.
— Ну же! Давай! — Голос был знаком, но всё ещё звучал отдалённым эхом. Но вдруг всё стало ясно.
— Вилм! — воскликнула Эрина.
За руки её вытягивал Вилм, кожа на руках которого обгорала прямо на её глазах, сначала краснея, а потом покрываясь волдырями. Казалось, ещё немного, и у парня начнёт отваливаться кожа. Ожоги проявились на груди, шее, лице; форма вспыхнула.