- Эти исследования, сочетающие смелую теоретическую мысль с рядом изящных экспериментов, уже принесли автору заслуженное признание. - Тон был по-прежнему безмятежный. - Сложность подобного экспериментирования заключается прежде всего в том, что понятие стресса применимо только к живым существам с высокоразвитой нервной организацией. Сознательно вызвать стресс у человека - преступление, опыты на животных трудны и почти не имеют прецедентов. Тем не менее лаборатория провела ряд таких опытов на собаках, и вот в ходе этих опытов среди прочих трудностей выяснилась одна чисто психологическая. Отважный экспериментатор, привыкший к виду крови на полях сражений, уверенно шедший к сияющим вершинам физиологической науки через горы собачьих трупов, вдруг обнаружил, что усыпить подопытную собаку - это одно, а злоупотребить собачьей преданностью, заманить лаской, чтоб вызвать неожиданный стресс и шоковое состояние, - нечто совершенно другое. И хотя мы как истинные павловцы знаем, что собаку невозможно оскорбить, ибо, не будучи личностью, она не обладает чувством чести, нам по-прежнему свойственно экстраполировать свои человеческие качества на животных, это ненаучно, но человечно, и нам ближе люди, способные невинно заблуждаться насчет меньшого брата. И вот исследователь замечает, что под его началом зря болтается сотрудник, не имеющий опыта экспериментальной работы, но зато не обремененный предрассудками. В наш слабонервный век подписать приговор умеет всякий. Труднее найти человека, который приведет его в исполнение.
На этом отвлекающая часть маневра закончилась. Теперь он бил прямой наводкой:
- Ты спихнул на Вдовина самые тягостные для тебя обязанности. Не спорю - ты с ним щедро расплатился. Я поступил так же, как ты. Оставил себе высокие материи, а всю черную работу свалил на него. Ты сделал ему диссертацию, а я - карьеру.
- И все-таки ты не учел моего опыта, - сказал я со злостью. - Творение и тут вышло из подчинения создателю.
Мне хотелось взбесить Пашу. Но он не поддался.
- Неверно. Вышел из подчинения не Вдовин, стал неуправляемым весь ход сессии. Вырвались наружу всякие подспудные страсти, и химическая реакция пошла лавинообразно. Я предвидел, что Вдовин с особой яростью накинется на Илюшу Славина, и даже готовился самортизировать удар, но я никак не предполагал, что полезешь в драку ты.
- Ты считаешь, я должен был промолчать?
- Давай лучше скажем "считал". Да, я считал, что своей защитой Славина ты порядком спутал мне карты. Вместо того чтоб защищать Славина от Вдовина, мне пришлось защищать Вдовина от тебя. Допустить поражение Вдовина я не мог.
- И поэтому Илюша должен был уйти накануне защиты?
Успенский нахмурился.
- Илья сам во многом виноват. Он талантлив, но талант налагает ответственность, а не освобождает от нее. Не согласен?
- Нет.
- Почему?
- Потому что на основании этого явного софизма талантливых ругают чаще, чем бездарных.
- Ну что ж, это естественно. И потом, - он вдруг рассердился, - я не мог отстоять вас обоих.
- Вот как? Меня тоже надо было отстаивать?
- А ты думал! - все еще сердито буркнул он. - Не воображай, что твои красные лампасы в то время создавали тебе хоть какой-нибудь иммунитет. Они только привлекали внимание. И уж коли на то пошло... - Он крякнул и оборвал фразу на середине, я так никогда и не узнал, что и на что пошло. - Эй, мсье! - закричал он пробегавшему мимо гарсону. - Юн бутей дю Наполеон!
Вероятно, мне следовало вмешаться, но в увлечении спора я как-то пропустил мимо ушей странное слово "бутей".
- Ну а Алешка? - настаивал я. - Почему должен был уйти Алексей?
У меня было такое впечатление, что Паша не сразу понял, о ком идет речь.
- Алешка? Алешка ушел по собственному желанию.
- Перестань, Паша. Ты, кажется, меня совсем за дурака считаешь. Я знаю, как это делается...
- А я тебе повторяю: он ушел сам. Вскоре после сессии он явился ко мне и, похохатывая, объявил, что сделал величайшее открытие.
- Какое же?
- Что у него нет ни малейшего призвания к чистой науке. И попросил отпустить - потолкаться среди людей. Цитирую почти буквально.
- И ты отпустил?
- Не такое было время, чтоб отговаривать. Меня и так попрекали, что я недостаточно освежаю научные кадры. Я люблю Алешку, это моя молодость, но, к великому сожалению, он так и остался вечным студентом - ученого из него не вышло... Послушай-ка! А почему ты меня обо всем этом спрашиваешь теперь? Спросил бы тогда.
Удар был точен, и я прикусил язык. Паша смотрел на меня сочувственно.