– Господи Иисусе. – Луиза закатила глаза. – Старый больной Иисусе на кресле-каталке. Ты в каком мире живешь, Ральф? Такие, как Литчфилд… они делают все, что считают правильным. Видимо, я догадывалась об этом, поэтому и не хотела к нему идти. Карл Литчфилд пустой и надменный человек, которого больше волнует, как он выглядит в своих дорогих рубашках, чем здоровье его пациентов.
– Очень циничное замечание.
– И очень верное, вот что грустно. Знаешь, что? Ему тридцать пять или тридцать шесть лет, и ему кажется, что когда ему исполнится сорок, он… остановится. То есть ему потом всегда будет сорок, всю оставшуюся жизнь. Ему кажется, что люди стареют, когда им исполняется шестьдесят, а дальше они вообще уже не имеют права на существование, то есть если вам больше восьмидесяти, то проще сразу отвезти вас к доктору Кеворкяну – чтобы не мучились. У детей не может быть секретов от родителей, а Литчфилд считает, что у стариков вроде нас не может быть секретов от собственных детей. Типа это в наших же интересах. В общем, как только я вышла от Литчфилда, он сразу же поднял трубку и позвонил моему сыну Гарольду в Бангор. Сказал ему, что я совсем не сплю, что у меня депрессия и проблемы с восприятием, которые приводят к преждевременному притуплению когнитивных способностей. И еще он сказал: «Вы должны помнить, что вашей матери уже много лет, и мне кажется, что вам надо подумать о том, как быть с ней дальше».
– Нет, он не мог так сказать, – с жаром воскликнул Ральф, удивленный и возмущенный одновременно. – Я имею в виду… он что, правда такое сказал?
Луиза мрачно кивнула.
– Он сказал это Гарольду, Гарольд сказал это мне, а я теперь говорю тебе. Я старая дура, я и не знала, что значит преждевременное притупление когнитивных способностей, и никто из них не захотел мне говорить. Но я посмотрела в словаре, что такое «когнитивный», и знаешь, что это значит?
– Мыслительные способности, – сказал Ральф. – Когнитивные – это мыслительные.
– Правильно. Мой доктор позвонил моему сыну и сказал ему, что я впадаю в маразм. – Луиза сердито рассмеялась и вытерла слезы со щек платком Ральфа.
– Даже не верится, – растерянно пробормотал Ральф, но ему очень даже верилось. Когда Каролина умерла, он начал всерьез опасаться, что та наивность, с которой он смотрел на мир до восемнадцати лет, все же осталась при нем, когда он повзрослел, и теперь, когда он стареет, эта наивность опять начала проявляться. В последнее время его удивляли многие вещи… причем «удивляли» еще мягко сказано. Они его возмущали и надолго выбивали из колеи.
Например, эти маленькие пузыречки под Мостом Поцелуев. Однажды он пошел погулять в Бэсси-парк, это было в июле. Зашел под мост, чтобы отдохнуть в тенечке и переждать дневную жару. Он уже достаточно удобно устроился и только потом заметил маленькую кучку разбитых стекол в речушке, которая текла под мостом. Он поднял какую-то палку, раздвинул траву и обнаружил шесть или восемь крошечных бутылочек. В одной из них, на самом дне, был какой-то белый порошок. Ральф поднял ее и долго вертел в руках, а потом до него дошло, что это такое – остатки крэк-вечеринки. Он выронил бутылочку, как будто она неожиданно раскалилась. Он все еще помнил то потрясение, которое испытал тогда, неудачную попытку убедить себя, что он сошел с ума, что это просто не может быть то, что он думает – не в этом задрипанном городишке в двухстах пятидесяти милях от Бостона. Это была защитная реакция организма, защитная реакция его наивности, его убежденности (по крайней мере до этого эпизода под Мостом Поцелуев), что все рассказы про кокаин и наркотические пристрастия – это не более чем криминальное телешоу или кино с Ван Даммом. Что в жизни так не бывает, потому что не может быть.
Сейчас он почувствовал нечто подобное.
– Гарольд сказал, что они собирались «свозить меня в Бангор» и показать одно место, – продолжала Луиза. – Теперь он не возит меня просто так, он меня по местам возит, бред какой. У них с собой была куча брошюр, и когда они мне сказали про эту поездку, Дженет сразу их вытащила…
– Погоди, не так быстро. Какое место? Какие брошюры?
– Извини, я сама себя обгоняю, да? Это место в Бангоре, называется Ривервью-Эстейтс.
Ральф знал это название, у него у самого была такая брошюра. Обыкновенная рекламная макулатура, которую рассылают по почте, предназначенная для людей старше шестидесяти пяти. Они с Макговерном еще смеялись на эту тему… но смех был какой-то натянутый, неестественный – как у детей, когда они проходят мимо кладбища.
– Черт, Луиза… это же дом престарелых, да?