И это был знакомый ему голос. Он почти не сомневался в этом. На носке кроссовки виднелось бурое пятнышко. Сначала Ральф принял это за шоколадное молоко, а потом понял, что это было на самом деле: высохшая кровь. В ту же секунду он снова очутился перед «Красным яблоком», перехватывая Нат, прежде чем Элен успела выронить ее. Он вспомнил, как ноги у Элен заплелись, как она откачнулась назад и прислонилась к двери «Красного яблока», словно пьяница к фонарному столбу, протягивая к нему руки.
Он знал этот голос, потому что он принадлежал Элен. Эта кроссовка была на ней в тот день, и капельки крови на носке вытекли или из разбитого носа Элен, или из ее расцарапанной щеки.
А кроссовка все пела и пела, ее голосок еле-еле вырывался из-под жужжания той штуковины в «мешке смерти», и теперь, когда слух Ральфа — или то, что заменяло слух в мире аур, — полностью раскрылся, он услышал голоса, исходящие от всех остальных предметов. Они пели как какой-то затерянный хор.
Живые. Поющие.
Они могли петь; все эти вещи, сложенные вдоль стен, могли петь, потому что еще могли петь их владельцы.
Их владельцы были еще живы.
Ральф снова поднял взгляд и на этот раз заметил, что, хотя некоторые из предметов, которые он видел, и были старыми — побитый сакс, например, — среди них было много новых; в этом маленьком алькове не было колес от велосипедов времен веселых девяностых. Он увидел три радиоприемника с часами, причем — цифровыми. Бритвенный прибор, выглядевший так, словно им почти не пользовались. Губную помаду со все еще болтающимся на ней ярлыком от «Райт эйд».
Он указал на черный кокон, который орал на полу и почти полностью поглощал все песни вокруг себя… Поглощал, потому что питался ими.
Ральф вернул кроссовку Лоис.
Лоис мгновение смотрела на него, а потом сделала, по мнению Ральфа, очень умную вещь: вытащила шнурки из двух верхних петелек и привязала кроссовку к своему левому запястью как браслет.
Он подполз ближе к маленькому «мешку смерти» и склонился над ним. Подбираться к нему ближе было тяжело, а оставаться поблизости — еще тяжелее, все равно как прислонять ухо к кожуху мотора мощной дрели, визжащей на полную мощность, или смотреть на яркий свет не щурясь. Сейчас уже казалось, что внутри жужжания звучат раздельные слова — те же, что доносились до них, когда они подходили к краю «мешка смерти» вокруг Общественного центра: «Воннтсюдаа. Убирайтесссь. Умаатвайте».
Ральф на мгновение зажал уши ладонями, но это, разумеется, ничего не дало. На самом деле звуки шли не снаружи. Он снова опустил руки и взглянул на Лоис.
Он и сам точно не знал, что ожидал услышать от нее, но явно не тот быстрый и четкий ответ, который получил.
Ральф на самом деле прикидывал подобную возможность, хотя и не в такой ясной форме.
Он вспомнил тот клин молнии, который он швырнул в Атропоса, когда маленький лысый недоносок пытался потащить Розали через улицу. Неплохой трюк, но здесь нечто подобное может принести больше вреда, чем пользы; что, если он заставит испариться ту штуковину, которую им нужно взять?
Ладно, похоже на правду, и кстати, он тоже не думал, что справится, но… Когда тебя окружают вещи людей, которые могут оказаться мертвы до завтрашнего утра, риск кажется очень неудачной мыслью. Безумной мыслью.