Бессонница

Но ведь на самом деле вряд ли кто-то когда-нибудь узнает, холодно подумал он. Никто, кроме, быть может, Лоис… А Лоис согласится с моим решением. Кэролайн могла бы не согласиться, но они очень разные женщины.

Да, но есть ли у него право?

Атропос и это прочел в его ауре — поразительно, как много видело это существо.

[Конечно, оно у тебя есть, Ральф, — в этом на самом деле и заключаются вопросы жизни и смерти: у кого есть право? На сей раз оно у тебя. Так что же ты скажешь?]

[Я не знаю, что я скажу. Я не знаю, что думаю. Но я знаю, чего хочу: чтобы все вы трое ОСТАВИЛИ МЕНЯ, МАТЬ ВАШУ, В ПОКОЕ!]

Ральф Робертс задрал голову к пронизанному корнями деревьев потолку берлоги Атропоса и испустил вопль.

Глава 27

1

Пять минут спустя голова Ральфа высунулась из норы под старым склоненным дубом. Он тут же увидел Лоис. Она стояла перед ним на коленях, тревожно вглядываясь сквозь спутанные корни в его перевернутое лицо. Он поднял грязную, испачканную в крови руку, и она, крепко схватив ее, помогла ему одолеть несколько последних ступенек — сучковатые корни были больше похожи на лестничные перекладины.

Ральф выкарабкался из-под дерева, перевернулся на спину и стал глубоко вдыхать в себя сладкий воздух. Никогда в жизни воздух еще не казался ему таким вкусным. Несмотря на все остальное, он жутко радовался, что выбрался оттуда. Радовался свободе.

[Ральф? С тобой все в порядке?]

Он повернул ее руку, поцеловал ладонь и положил сережки на то место, которого только что касался губами.

[Да. Все нормально. Вот они.]

Она взглянула на них с таким любопытством, словно никогда раньше не видела сережек — ни этих, ни каких-либо других, — а потом сунула их в кармашек платья.

[Ты увидела их в зеркале, да, Лоис?]

[Да, и это разозлило меня, но… вряд ли удивило по-настоящему.]

[Потому что ты знала.]

[Да. Наверное, знала. Может быть, с того момента, когда мы впервые увидели Атропоса в шляпе Билла. Я просто старалась… ну, знаешь… не думать об этом.]

Она смотрела на него внимательно и осторожно.

[Оставим сейчас мои сережки. Что произошло там, внизу? Как ты освободился?]

Ральф боялся, что если она будет долго смотреть вот так на него, то увидит слишком много. Еще ему пришло в голову, что если он вскоре не сдвинется с места, то может не сдвинуться никогда: усталость его была теперь так велика, словно какой-то огромный, покрытый коростой предмет — быть может, давно затонувший океанский лайнер — лежал у него внутри, взывая к нему и стараясь утащить вниз. Он поднялся на ноги. Он не мог допустить, чтобы кого-то из них утащило вниз — только не сейчас.

Новость, поведанная небом, была не такой скверной, как можно было ожидать, но все же радоваться нечему — уже почти шесть часов. Жители Дерри, которым наплевать на то, как решится проблема абортов (а таких, как принято говорить, подавляющее большинство), заняты исключительно поглощением ужина. А ведь совсем скоро распахнутся двери Общественного центра и телевизионщики начнут прямой репортаж с места события. Они направят камеры прямо на проходящих мимо адвокатов и «друзей жизни», которые собрались там со своими плакатами. И кто-то вот-вот начнет повторять любимую присказку Эда Дипно, начинающуюся со слов: «Эй, эй, Сюзан Дэй, сколько убила сегодня детей?» Что бы ни предприняли они с Лоис, им нужно сделать это в ближайшие шестьдесят — максимум девяносто — минут. Часы уже тикали.

[Пошли, Лоис. Надо двигаться.]

[Мы возвращаемся в Общественный центр?]

[Нет, начнем не оттуда. Думаю, для начала мы должны…]

Тут Ральф обнаружил, что просто не сможет дождаться и услышать то, что должен произнести. С чего же, по его мнению, им следует начать? Обратно в городскую больницу Дерри? В «Красное яблоко»? К нему домой? Куда идти, если тебе нужно отыскать парочку доброжелательных, но далеко не всезнающих ребят, которые вовлекли тебя и нескольких твоих друзей в мир боли и несчастий? И можешь ли ты резонно полагать, что они отыщут тебя?