Бессонница

Однажды летним днем того года, когда Ральфу Робертсу исполнилось семь, он рыбачил со своим братом Джоном и выудил из Кендаскига громадную зубатку; это случилось, когда еще было можно есть пойманное в Барренсе. Ральф попросил старшего брага снять судорожно бьющуюся рыбину с крючка и положить ее в ведро со свежей водой, которое они поставили рядышком на берегу. Джонни отказался, надменно сославшись на то, что он назвал Заповедью Рыбака: хорошие рыбаки наживляют своих собственных мух, сами копают себе червей и сами снимают с крючка то, что они поймали. Только намного позже Ральф понял, что Джонни, возможно, пытался скрыть за этими словами свой собственный страх перед здоровенным и каким-то враждебным существом, которое его младший братишка выудил в тот день из грязной и теплой, как моча, воды Кендаскига.

Наконец Ральф заставил себя схватить пульсирующее тело зубатки, бывшее одновременно скользким, чешуйчатым и колючим. Стоило ему сделать это, как Джонни прибавил ему страху, сказав тихим и зловещим голосом, чтобы он следил за усами. Они ядовитые. Боб Террио говорил мне, что если хоть один воткнется в тебя, то может хватить паралич. Проведешь остаток жизни в инвалидном кресле. Так что будь осторожен, Ральфи.

Ральф вертел тварь так и сяк, пытаясь высвободить крючок из ее темных и мокрых внутренностей, не подводя руку слишком близко к усам (не веря словам Джонни насчет яда и в то же самое время целиком и полностью веря в них) и стараясь не дотрагиваться до жабр и глаз. Специфический запах, казалось, с каждым вдохом проникал все глубже в его легкие.

Наконец он услышал жесткий треск изнутри зубатки и почувствовал, что крючок начинает высвобождаться. Свежие ручейки крови потекли из уголков ее вяло раздвигающегося, умирающего рта. Ральф испустил слабый вздох облегчения — как оказалось, преждевременного. Когда крючок выскочил, зубатка с силой дернула хвостом. Рука Ральфа, которой он высвобождал крючок, соскользнула, и кровавый рот зубатки моментально сомкнулся на его указательном и среднем пальцах. Как больно ему было? Очень? Немного? Может, вообще ни капельки? Ральф не помнил. Но он помнил исполненный непритворного ужаса вопль Джонни и свою собственную уверенность в том, что зубатка отплатит ему за свою жизнь, откусив два пальца его руки.

Он помнил, как сам заорал, тряся рукой и умоляя Джонни помочь ему, но Джонни с бледным лицом и гримасой отвращения на губах пятился назад. Ральф описывал рукой большие стремительные дуги, но зубатка вцепилась намертво, царапая и коля его своими усами

(ядовитые усы засадят меня в инвалидное кресло на весь остаток жизни)

и уставившись на него черными глазками.

В конце концов он ударил ее о стоявшее неподалеку дерево, сломав ей хребет. Она рухнула в траву, все еще колотясь, и Ральф наступил на нее ногой, вызвав еще один, последний кошмар. Сгусток внутренностей вылетел у нее изо рта, а из того места, куда угодил каблук Ральфа, вытек клейкий поток кровавых икринок. Вот тогда-то он понял, что Царь-рыба была на самом деле Королевой-рыбой и ей оставалось всего день или два до метания икры.

Ральф перевел взгляд с этой отвратительной жижи на свою собственную окровавленную, осыпанную чешуей руку и взвыл, как плакальщик на похоронах. Когда Джонни тронул его за руку, пытаясь успокоить, Ральф пустился наутек. Он бежал не останавливаясь до самого дома, и весь остаток дня отказывался выходить из своей комнаты. Почти год прошел до того, как он притронулся за столом к рыбе, и никогда больше он не имел дела с зубаткой.

До сего момента, разумеется.

3

[Ральф!]

Это был голос Лоис… но далекий. Такой далекий!

[Ты должен сделать что-нибудь прямо сейчас! Не давай ему остановить тебя!]

Теперь Ральф понял: то, что он принял за афганский коврик на коленях матери, на самом деле было ковриком кровавых икринок на коленях Малинового короля. Тот наклонился к нему над этим пульсирующим покрывалом, и его толстые губы растянулись с издевательским участием.

[Что-нибудь случилось, Ральфи? Где у тебя болит? Скажи маме.]

[Ты не моя мать!]

[Да, я — Королева-рыба! Я велика и горда! Все мое всегда со мной! На самом деле я могу быть тем, чем захочу Может, тебе не известно, но смена формы — древний обычай в Дерри.]

[Ты знаешь зеленого человека, которого видела Лоис?]

[Конечно! Я знаю всех ребят по соседству!]

Но Ральф уловил мгновенное замешательство на этой чешуйчатой физиономии.