Бессонница

Он обдумал вопрос, потом рассмеялся и заключил ее в объятия. Рот у нее был сладкий и чуть влажный, как кожура спелого персика. Поцелуй, казалось, затрепетал по всему его телу, но ощущение главным образом сконцентрировалось у него во рту, где было похожим на электрический разряд. Когда их губы разомкнулись, он почувствовал еще большее возбуждение, но… вместе с тем и какое-то странное опустошение.

[А если я скажу, что хочу, а, Лоис? Если я скажу, что хочу позабавиться?]

Она отодвинулась и критически оглядела его, словно стараясь решить, серьезно ли он говорит, или же это просто обычный мужской блеф и хвастовство. В то же время ее руки поднялись к верхним пуговицам платья. Когда она начала расстегивать их, Ральф сделал чудесное открытие: она снова выглядела моложе. Нет, не на сорок, как бы там у него ни разыгралось воображение, но явно не больше пятидесяти, и… молодых пятидесяти. Причиной тому, конечно же, был поцелуй, и по-настоящему поразительным казалось то, что вроде бы она ни сном ни духом не догадывалась о том, что прибегла к помощи Ральфа, как раньше прибегала к помощи того пьяницы. Да и что в этом, плохого?

Она закончила свой осмотр, придвинулась к нему и поцеловала его в щеку:

[Я думаю, у нас впереди полно времени, чтобы позабавиться, Ральф, а эта ночь — для сна.]

Он полагал, что она права. Хотя пять минут назад он хотел ее больше чем обычно; ему всегда нравилось заниматься физической любовью, и он давно уже не делал этого. Однако сейчас искра исчезла. Ральф нисколько не жалел об этом. В конце концов, ведь он знал, куда она исчезла.

[Идет, Лоис, эта ночь — для сна.]

Она прошла в ванную, и там включился душ. Через несколько минут Ральф услышал, как она чистит зубы. Приятно было знать, что они еще есть у нее. За те десять минут, что она отсутствовала, он умудрился частично раздеться, хотя ноющие ребра сильно замедляли процесс. В конце концов он сумел стащить с себя кардиган Макговерна и скинуть ботинки. Затем последовала рубашка, и, когда с завязанными сзади волосами и сияющим лицом вышла Лоис, он безуспешно возился с пряжкой ремня. Ральфа поразила ее красота, и он вдруг почувствовал себя слишком большим и глупым (и разумеется, старым). На ней была длинная розовая ночная сорочка, и он чувствовал запах лосьона, которым она протирала руки. Приятный запах.

— Давай я тебе помогу, — сказала она, и его ремень оказался расстегнутым, прежде чем он успел согласиться или запротестовать. В этом не было никакой эротики; она действовала с ловкостью женщины, которая часто помогала своему мужу одеваться и раздеваться в последний год его жизни.

— Мы снова внизу, — сказал он. — На этот раз я даже не почувствовал, как это произошло.

— А я почувствовала, когда принимала душ. И вообще-то обрадовалась. Очень трудно пытаться вымыть голову через ауру.

Снаружи поднялся порыв ветра, тряхнув домик и выдув длинную дрожащую ноту в горловине водосточной трубы. Они посмотрели на окно, и, хотя Ральф уже был внизу, на Краткосрочном уровне, ему неожиданно показалось, что Лоис думает о том же, о чем и он: где-то там сейчас Атропос, без сомнения, разочарованный тем, как все обернулось, но никоим образом не раздавленный; окровавленный, но не побежденный; проигравший, но не сдавшийся. Отныне его можно звать Одноухим Стариком, подумал Ральф и вздрогнул. Он представил себе, как Атропос суетливо вертится среди испуганного, возбужденного населения города, словно вор-карманник, подглядывает и прячется, ворует сувениры и перерезает «воздушные шарики»… Иными словами, ищет и находит утешение в своей работе. Ральф почти не мог поверить сейчас, что не так давно сидел верхом на этом существе и резал маленького доктора его же собственным скальпелем. Как я мог набраться смелости? — подивился он, но подумал, что знает ответ. Главным образом ему помогли сережки, которые были на маленьком чудике. Знал ли Атропос, что эти сережки оказались главной его ошибкой? Пожалуй, нет. В определенном смысле док № 3 продемонстрировал еще большее невежество в краткосрочных побуждениях, чем Клото и Лахесис.

Он повернулся к Лоис и взял ее руки в свои.

— Я снова потерял твои сережки. Думаю, на сей раз они пропали навсегда. Прости.

— Не надо извиняться. Они ведь уже были потеряны, разве ты не помнишь? И мне больше нечего тревожиться о Гарольде и Жан, потому что теперь у меня есть друг и он мне поможет, когда люди неверно со мной обращаются или когда мне страшно. Ведь правда?

— Да. Можешь быть уверена.

Она обняла его, крепко стиснула и поцеловала еще раз. Лоис явно не забыла, как это делается, и Ральфу показалось, что она здорово умеет целоваться.

— Давай залезай под душ.