— Память у меня сдает в последнее время, — заметил Ральф. Он подумал о том, как не мог вспомнить номер телефона кинотеатра, и о долгих поисках последнего пакетика растворимого супа в кухонном шкафчике.
— Ага, вероятно, у вас есть кое-какие пробелы в краткосрочной памяти, но ширинка у вас застегнута, рубашка не вывернута наизнанку, и, ручаюсь, если я попрошу вас назвать ваше второе имя, вы легко сможете его вспомнить. Я не преуменьшаю вашей проблемы — мне меньше всего этого хочется, — но я просто
— Хорошо. А эти прозрачные и последовательные сновидения — они только показывают, насколько мы хорошо функционируем, вроде стрелки измерителя топлива в машине, или они на самом деле помогают нам функционировать?
— Никто точно не знает, но скорее всего и то, и другое — понемножку. В конце пятидесятых, примерно в то время, когда врачи очищали свои арсеналы от барбитуратов — последний из них, здорово популярный, был забавным наркотиком под названием талидомид, — несколько ученых даже выдвигали предположение, будто хороший сон, за который мы готовы грызться до упора, и сновидения не имеют никакого отношения друг к другу.
— Ну и?…
— Эксперименты не подтвердили их гипотез. Люди, не видящие снов или страдающие постоянными перерывами в этом плане, сталкиваются со всевозможными проблемами, включая потерю способности познания и эмоциональной стабильности. Они также начинают испытывать проблемы с восприятием вроде гиперреальности.
Позади Уайзера у дальнего конца стойки сидел парень, читавший «Дерри ньюс». Видны были лишь его руки и макушка. На мизинце левой руки он носил довольно претенциозный перстень. Заголовок на первой странице гласил: ЗАЩИТНИЦА ПРАВА НА АБОРТ СОГЛАСНА ВЫСТУПИТЬ В ДЕРРИ В СЛЕДУЮЩЕМ МЕСЯЦЕ. Под ним чуть меньшими буквами было написано:
Потом Ральф увидел нечто такое, что заставило его забыть про все связанное с Гамом Дэвенпортом и Сюзан Дэй.
Серо-голубая аура начала собираться вокруг рук человека, читавшего газету, и вокруг высовывавшейся из-за нее макушки. Аура казалась особенно яркой вокруг перстня с ониксом на мизинце. Она не скрывала кольцо, а словно
— Что вы сказали, Ральф?
— М-м-м?… — Ральф с трудом оторвал взгляд от кольца мужчины, читавшего газету. — Не знаю… А я что-то говорил? Наверное, я спросил, что такое гиперреальность.
— Усиленное чувственное восприятие, — объяснил Уайзер. — Это как путешествие в страну ЛСД без помощи какой бы то ни было химии.
— О-о, — произнес Ральф, наблюдая за тем, как яркая серо-голубая аура начинает образовывать сложные рунические узоры на ногте того пальца, которым Уайзер подбирал крошки. Сначала они походили на буквы, выведенные на замерзшем стекле… потом на фразы, написанные туманом… потом на странные, задыхающиеся лица.
Он моргнул, и они исчезли.
— Ральф? Вы еще здесь?
— Конечно, еще бы. Но послушайте, Джо… Если народные средства не годятся, равно как и все препараты из вашей аптеки, а лекарства по рецепту могут на самом деле не улучшить, а ухудшить положение, что же у нас остается? Ничего, так ведь?
— Вы будете доедать? — спросил Уайзер, указывая на тарелку Ральфа. Холодное серо-голубое мерцание струилось с кончика его пальца, как арабская вязь, возникшая на испарениях от сухого льда.
— Нет. Я сыт. Хотите?
Уайзер пододвинул к себе тарелку Ральфа.
— Не надо так быстро сдаваться, — сказал он. — Я бы хотел, чтобы вы вернулись со мной в аптеку, и я дам вам несколько визитных карточек. Дружеский совет местного знахаря: попробуйте этих ребят.
— Каких ребят? — Ральф пораженно смотрел, как Уайзер открывал рот, чтобы съесть последний кусочек пирога. Каждый его зуб светился яростным серым мерцанием. Пломбы в его коренных зубах сияли, как крошечные солнца. Частички крошек и яблочного желе были наполнены
свечением. Потом Уайзер закрыл рот, чтобы прожевать пирог, и свечение исчезло.
— Джеймс Рой Хонг и Энтони Форбс. Хонг практикует иглоукалывание, он ведет прием на Канзас-стрит. Форбс лечит гипнозом, принимает на западной стороне… По-моему, на Хессер-стрит. И прежде чем вы завопите про шарлатанов…