— Я знаю, кто такой Малиновый король, — пробор мотал он.
Глаза за грязными стеклами очков широко раскрылись — не просто от удивления, а в шоке, — и человек с торчащими пучками волос слегка отодвинулся. На одно мгновение страшное давление ножа в левый бок Ральфа ослабло. Настало время его шанса — единственного, который только мог ему представиться, — и он воспользовался им: откачнулся вправо, слетел со своего стула и рухнул на пол. Его затылок ударился о плитку пола, но боль показалась далекой и неважной в сравнении с облегчением от того, что кончик ножа наконец-то убрался от его бока.
Человек с клоунской прической пронзительно вскрикнул — вопль ярости, смешанной с готовностью к борьбе, словно он уже успел привыкнуть к подобным сопротивлениям за свою долгую и трудную жизнь. Он перегнулся через теперь уже пустой стул Ральфа, его дергающееся лицо ринулось вперед, а глаза стали похожи на каких-то мерцающих фантастических существ, живущих в глубоких океанских впадинах. Ральф поднял аэрозольный баллончик, в одно мгновение сообразив, что у него нет времени проверить, куда направлено отверстие в носике — он легко мог окатить свою собственную физиономию струей «Телохранителя».
Сейчас уже не было времени думать о таких пустяках.
Он надавил на носик в тот самый момент, когда мужчина с шутовской прической сделал выпад ножом. Лицо психа тут же окутала пелена крошечных капелек, похожих на штуковину, выплескивающуюся из освежителя с сосновым запахом, который Ральф держал на туалетной полочке у себя в ванной. Линзы его очков заволокло туманом.
Результат не заставил себя ждать и превысил все ожидания Ральфа. Человек с шутовской прической заорал от боли, уронил свой нож (тот приземлился на левое колено Ральфа и очутился у него между ног) и, сорвав очки, вцепился ладонями себе в лицо. Очки упали на стол. Одновременно с этим тонкая и как бы сальная аура вокруг него вспыхнула ярко-красным светом и исчезла — но крайней мере из поля зрения Ральфа.
—
— Нет, не ослеп, — сказал Ральф, поднимаясь на трясущиеся ноги. — Ты просто…
Человек с шутовской прической снова заорал, рухнул на пол и принялся кататься туда-сюда по черно-белым плиткам пола, закрыв лицо ладонями и воя, как ребенок, прищемивший дверью пальцы. Ральфу были видны маленькие пятнышки щек между расставленными пальцами. Кожа там приобрела ужасный темно-красный оттенок.
Ральф твердил себе, что нужно оставить парня в покое, что тот безумен, как лунатик, и опасен, как гадюка, но его слишком терзал ужас и стыд от того, что он сейчас сделал, чтобы воспользоваться этим, несомненно мудрым, советом. Мысль о том, что это был вопрос выживания, что ему оставалось или вырубить нападавшего, или погибнуть от его ножа, уже начала казаться какой-то нереальной. Он нагнулся и тихонько дотронулся до плеча лежавшего. Псих откатился от него и принялся колотить своими грязными низкими кроссовками по полу, как ребенок в припадке ярости.
—
— Я думаю, тебе придется объясниться насчет ножа, прежде чем подавать иск, — сказал Ральф. Он увидел валявшийся на полу нож, потянулся было к нему, но передумал. Лучше не оставлять на нем своих отпечатков пальцев. Стоило ему выпрямиться, как у него закружилась голова, и звук дождя, барабанившего в окно, показался на мгновение глухим и далеким. Он отшвырнул нож, покачнулся и был вынужден ухватиться за спинку стула, на котором сидел до этого, чтобы не упасть. Постепенно все встало на свои места. Он услыхал чьи-то шаги, доносившиеся из главного вестибюля, и рокот вопросительных голосов.
Майк Хэнлон, стройный и на вид не старше тридцати, несмотря на густой седой чуб, появился в дверях. За ним стоял мальчишка-подросток, в котором Ральф узнал ассистента, подрабатывавшего по выходным, а за мальчишкой — четверо или пятеро зевак, вероятно, явившихся из зала периодики.
— Мистер Робертс! — воскликнул Майк. — Господи, вы сильно ранены?