Бессонница

Едва эта мысль успела пронестись в его мозгу, как стул скрипнул и начал медленно скользить назад по деревянному полу. Ральф плюнул на это, плюнул на свой пульсирующий болью бок и плюнул на голос, бубнивший ему, что он должен прекратить это, прекратить сейчас же, потому что он грезит наяву, как бывает, если верить книге Холла, со многими страдающими бессонницей, и хотя тех маленьких человечков на другой стороне улицы на самом деле не существует, он действительно может стоять здесь, на этом медленно скользящем стуле, и он действительно может сломать себе бедро, когда стул выскользнет из-под него, и как, скажите на милость, он станет объяснять, что с ним произошло, когда какой-нибудь умник-врач в пункте неотложной помощи городской больницы Дерри задаст ему этот вопрос?

Ворча, он дотянулся до дальнего края полки, отодвинул картонную коробку с половинкой елочной звезды, торчащей из нее наподобие странного острого перископа (сбросив при этом на пол босоножку без каблука), и увидел то, что искал, в дальнем левом углу полки: старый цейсовский бинокль в футляре.

Ральф спрыгнул на пол за мгновение до того, как стул мог выскользнуть из-под него, пододвинул его поближе и снова полез наверх. Он никак не мог дотянуться до того угла, где стоял футляр с биноклем, поэтому схватил рыболовный сачок, много лет провалявшийся здесь рядом с корзинкой и банкой для мух, и со второй попытки заарканил футляр. Он тянул его к себе, пока не сумел ухватиться за ремешок, потом слез со стула и встал прямо на свалившуюся босоножку. Его лодыжка болезненно подвернулась. Ральф покачнулся, взмахнул руками, удерживая равновесие, и умудрился не впечататься лицом в стенку.

Однако на пути в комнату он почувствовал жидкое тепло под повязкой на боку. Все-таки он ухитрился снова раскрыть ножевую ранку. Замечательно. Просто замечательная ночка, герр Робертс… и сколько времени прошло с тех пор, как он отошел от окна? Он не знал точно, но похоже, что порядочно, и он не сомневался, что маленьких лысых врачей уже не окажется там, когда он вернется к окну. Улица будет пуста, и…

Он застыл как замороженный; футляр с биноклем свисал на конце своего ремешка, отбрасывая длинную трапециевидную тень, медленно раскачивавшуюся на полу в том месте, где оранжевый свет от уличного фонаря лежал, как мерзкое пятно краски.

Маленькие лысые врачи? Так он сейчас их мысленно назвал? Да, конечно, потому что так их называли они — люди, утверждавшие, что пришельцы похитили их… и изучали… иногда оперировали. То были врачи из космоса, исследователи великого внешнего мира. Но это было не самое важное. Самое важное…

Эд произносил эту фразу, подумал Ральф. Он произнес ее в тот вечер, когда звонил мне и предупреждал, чтобы я держался подальше от него и его интересов. Он говорил, что это врач рассказал ему про Малинового короля, Центурионов и про все остальное.

— Да, — прошептал Ральф. Его спина быстро покрывалась гусиной кожей. — Да, он так говорил. «Мне сказал врач. Маленький лысый врач».

Добравшись до окна, он увидел, что незнакомцы все еще оставались там, хотя и перешли с крыльца Мэй Лочер на тротуар, пока он выуживал свой бинокль. Они стояли прямо под одним из этих чертовых оранжевых фонарей. Ощущение Ральфа, будто Харрис-авеню похожа на опустевшую сцену после вечернего спектакля, вновь вернулось и охватило его с дикой, небывалой силой, но… уже по-другому. Прежде всего сцена больше не была пуста, не так ли? Какой-то зловещий, затянувшийся далеко за полночь спектакль разыгрывался на площадке, которую эти два непонятных существа внизу, без всяких сомнений, считали абсолютно пустой сценой.

Что бы они стали делать, если бы узнали, что у них есть аудитория? — мысленно спросил Ральф. Что бы они сделали со мной?

Лысые врачи теперь вели себя как люди, почти пришедшие к какому-то соглашению. В данный момент они, по мнению Ральфа, совсем не походили на врачей, несмотря на свои комбинезончики, — они были похожи на двух работяг, выходящих с завода или фабрики. Эти парни, явно приятели, остановились на секунду за главными воротами, чтобы закончить начатое обсуждение какого-то вопроса, которое не могло подождать даже до ближайшего бара в квартале отсюда, поскольку в любом случае оно займет одну-две минуты; до абсолютного согласия оставалось обменяться двумя-тремя фразами.