доходило. В юности жестокая несправедливость скомкала мою карьеру, и
довольно долго я жил, ненавидя весь белый свет, особенно "голубую" его
часть. Я был классическим неудачником - ни семьи, ни каких-либо жизненных
перспектив, я старался не думать о будущем и не вспоминать о том, что
когда-то был лучшим кадетом выпускного курса и мне прочили блестящее
продвижение по службе. Меня мало что интересовало, я был, наверное,
единственным двадцатипятилетним лейтенантом и прекрасно понимал, что от
жизни мне ждать нечего, ибо для выдвижения нужно как-то проявить себя, а
кто ж доверит что-нибудь серьезное уроду, который получил разгромнейшую
характеристику с первого же места службы? Я мог бы добиться успеха в
колониальных войсках, но меня мариновали на идиотской заштатной должности
в столице. Я мог бы попытать счастья в колониях и в ином качестве - в
конце концов, полученное образование сделало меня специалистом в целом
ряде областей, - но, будучи офицером до мозга костей, не допускал и мысли
о расставании с черным мундиром и золотыми погонами. Их блеск манил меня с
рождения, и я дорого заплатил за них. Тот день, когда я поцеловал перед
строем новенький офицерский меч, стал самым счастливым днем моей жизни.
Но, как выяснилось, меч не принес мне счастья. После позорного (как
мне тогда казалось) выдворения с Рогнара я жил как в тумане. Я, имеющий
право носить короткий офицерский клинок, представлялся незнакомым девушкам
то телевизионщиком, то рекламным агентом, то вообще лавочником. А потом
все изменилось.
Да, в "Гроте" меня знают как молодого преуспевающего совладельца
малоизвестной (несуществующей то бишь) транспортной конторы, пробившего
дорогу своим умом. Но сегодня я отнюдь не стыжусь своих погон флаг-майора.
Я, имеющий право носить меч, втайне мечтаю о шпаге лендлорда!
Два года назад все переменилось менее чем за месяц... Я снова попал
на Рогнар и вскоре вернулся оттуда в чине капитана, причем не просто
капитана - эка невидаль, - а "человека со связями", да с какими! Я
моментально лишился прежней должности, зато вместо нее получил роскошный
новый кабинет. Из мелкого и невзрачного ксенолога-аналитика я превратился
в таинственного "находящегося в распоряжении". Судьба сделала боевой
разворот: словно из рога изобилия посыпались вдруг на меня банковские
билеты, в просторечии именуемые бабками... За пару не шибко тяжелых
ранений я получил, как за два инвалидных. Левый карман кителя украсил
Рыцарский крест с соответствующей прибавкой к жалованью и хоть и
малоупотребляемым, но тешащим самолюбие титулом "кавалер". Это была, так
сказать, официальная часть торжества (хотя еще на Рогнаре я смекнул, что
операции, в которой я задействован, как раз официально-то и не существует)
- но на все воля Божья...
А неофициально я получил симпатичную кредитку с логотипом одного
крупного колониального банка и энным количеством нулей на индикаторе. Там
были одни нули - но, хо-хо, я отлично понимал, что единичку просто не
видит глаз непосвященного... единичку в левом разряде.
Рогнар, Рогнар... как много ты мне дал, и - о Боже! - как же много ты
отнял. Иногда я часами смотрю на платиновый перстень с редким камнем, что
украшает мой безымянный палец... он так здорово контрастируете тончайшей
черной кожей моей правой перчатки. Этот перстень я снял с мертвой руки
рыжеволосой девушки Тин, которая навсегда осталась на Рогнаре, вмурованная
в гранит далеко выступающей в море скалы... а море там бушует круглый год,
и шум его седых валов - поминальная песнь. Ложем Тин стал холодный камень,
покрывалом - шитый золотом имперский стяг. Памятью о ней, вечной болью,
тоской моей, летящей среди звезд в холодной бездне равнодушного неба, стал
этот перстень.
А когда-то, давным-давно, юный лейтенант повстречал другую девушку -
малютку Рене, свою первую настоящую любовь, бесконечно сладкую и
невыносимо горькую одновременно... Безжалостный ветер Рогнара унес их
обеих. Их давно нет, но я слышу их голоса, их голосами разговаривают со
мной звезды одинокими и холодными моими ночами. Во мне звучат их голоса...
голос Рене, такой юной, такой сильной и слабой одновременно, молящей о
любви и просящей защиты... голос Тин, чуть хрипловатый шепот, голос
задорной рыжеволосой аристократки, мужественной, терпеливой и нежной,
готовой умереть за меня в любую минуту.
Я не смог сберечь вас, милые мои женщины, простите меня. Обе вы
умерли нелепо и случайно. Видно, на роду мне написано платить за все
максимальную цену - хочу я того или нет. А может, я просто рыбешка,
бьющаяся в сетях многомудрых богинь судьбы, - кто знает?
Но цены высшей, нежели та, что была уплачена мной, я дать просто не
мог...
Я прошел мимо пустого в этот час подъемника, отщелкнул замки на
лыжных ботинках и остановился на ступенях мраморной лестницы, ведущей ко
входу в "Грот". Солнце клонилось к западу, окрасив снег в немыслимо
красивый голубоватый цвет, но, хотя воздух был спокоен и по-зимнему
прозрачен, я не поручился бы, что ночью не случится быть метели: здесь, в
горах, погода порой меняется совершенно неожиданно.
Боковым коридором я обошел холл и курительную, из которой уже