Бессознательное: мифы и реальность

О возможности имплицитного научения упоминал и основатель теории социального научения Альберт Бандура (Бандура, 2000). Правда, упоминал он об этом вскользь и весьма неохотно, потому что этот момент не очень хорошо вписывался в его чрезвычайно идеализированную модель формирования человеческого поведения — Бандура делал очень уж большой упор на способность человека научаться через анализ наблюдаемых явлений и совершение вполне сознательных из этого выводов. Роль бессознательного в поведении человека кажется гораздо более обширной и значимой, нежели хотелось Бандуре. А ему хотелось видеть человека самым настоящим сознающим существом и отдающим себе отчёт абсолютно во всех своих действиях — именно по этой причине он и выглядит чрезвычайным идеалистом.

Без категории бессознательного теория социального научения не обретёт всеобъемлющего и исчерпывающего характера в попытках объяснить человеческое поведение. Тут, несомненно, не хватает включения неосознаваемого научения в общую картину формирования поведения.

Рассматривая возможность неосознаваемого научения, Бандура комментирует опыты Постмана и Сассенрата (Postman & Sassenrath, 1961), в которых проверялась способность людей менять своё поведение в условиях воздействия, на первый взгляд, неупорядоченных стимулов (Бандура, 2000. С. 36). Когда смысл происходящего не осознаётся, реакции испытуемых всё же со временем приобретают некую упорядоченность и приводят к росту положительных результатов, что свидетельствует об осуществлении неосознаваемого научения. Иными словами, человек может выработать правильную реакцию в условиях, в которых он сознательно не уловил ещё никакого общего правила, алгоритма, что говорит о том, что данное правило выявлено им на бессознательном уровне. И только уже дальнейшее всё нарастающее число верных реакций приводит к осознанию того правила, согласно которому эти реакции и совершались.

Сначала происходит бессознательное понимание алгоритма, а затем уже сознательное.

Бандура приводит (Там же. С. 37) данные исследований (Kennedy, 1970, 1971), которые показывают, что степень осознания конкретного алгоритма в ряде стимулов зависит от того, в какой именно момент определяется этот показатель.

Если измерение проводится спустя длительное время после осуществления всех реакций, то испытуемые отвечают так, будто факт осознания явно предшествовал совершению правильных действий. Но когда же измерение проводится спустя короткие промежутки времени, то испытуемые не могут дать внятного объяснения, почему они реагировали на стимулы конкретным образом, и это несмотря на то, что их реакция всё же была верной.

Всё это, в общем-то, указывает на то, что через определённое время люди склонны лучше анализировать всю совершённую ими совокупность действий и осознавать общую их тенденцию. Дальше уже именно это своё осознание они естественным образом объявляют причиной в отношении совершённых правильных реакций, тогда как на самом деле мы видим, что всё обстоит с точностью до наоборот — нарастающее число правильных реакций является причиной дальнейшего их осознания. То есть в данном случае сознание выступает лишь в качестве своеобразного оправдателя совершённых бессознательным действий, их толкователем (к такому же выводу о функции сознания как интерпретатора пришли Сперри и Газзанига, исследуя людей с расщеплённым мозгом — но об этом подробнее чуть дальше)

Пытаясь (хоть и сугубо умозрительно) доказать, что бессознательное человека неспособно определять алгоритм в воздействии разных стимулов, Бандура предлагает проделать в воображении следующее (Бандура, 2000. С. 38):

«Допустим, что вниманию участников эксперимента предложены слова различной длины; задание заключается в том, чтобы правильно назвать число, соответствующее каждому слову. Давайте сформулируем произвольное правило, согласно которому «правильное число» получается в результате вычитания из 100 количества букв в слове, деления остатка на 2 и умножения полученного результата на 5. Для того чтобы получить правильный ответ с учётом этого сложного правила, требуется трёхступенчатый расчёт, то есть испытуемый должен выполнить несколько мыслительных операций, причём в строго определённой последовательности. Организм, лишённый способности мыслить, не в состоянии выполнить правильные действия, сколь долго бы его реакции не подкреплялись».

Вот тут и возникают вопросы к логике Бандуры. Если приглядеться внимательнее, то мы обнаружим две основательные промашки исследователя.