Бесспорное правосудие

Хьюберт улыбнулся воспоминанию, продолжая сидеть молча и неподвижно, словно каменное изваяние. Он не помнил, когда органист прекратил играть, как не помнил, сколько времени он здесь сидит. Куда канули все эти годы? Где эти десятилетия, прошедшие с того времени, когда он маленьким мальчиком ходил с дедом меж каменных рыцарей и сидел на утренних субботних и воскресных молениях? Простота и соразмерная красота этих служб, величие музыки ассоциировались у него с профессией, для которой он был рожден. Он и сейчас каждое воскресенье ходит в церковь. Это входило в тот же ритуал, что и покупка двух, одних и тех же, воскресных газет в киоске по пути домой, обед, оставленный Эриком в холодильнике и подогретый согласно его письменной инструкции, короткая послеобеденная прогулка по парку, час сна и вечером – телевизор. Для него посещение церкви и всегда было, как он теперь понял, лишь формальным признанием существующей системы ценностей, а теперь стало всего лишь дополнительным обрядом для придания некой цельности недельному существованию. Чудо, тайна, чувство истории – все ушло. Время, унесшее с собой многое, унесло и это, а также силу и даже разум. Нет, Боже, пожалуйста, только не разум. Он взмолился вместе с Лиром: «Не дайте мне сойти с ума, о боги! Пошлите сил, чтоб не сойти с ума!»

И тут на ум ему пришла более подходящая и смиренная молитва: «Услышь молитву мою, Господи, преклони ухо Твое к мольбе моей, ибо странник я здесь, на земле, как и отцы мои. Пощади меня, дай вновь обрести силы, прежде чем я уйду отсюда навсегда».

Глава шестая

Восьмого октября во вторник в четыре часа дня Венис поправила на плечах мантию, сложила бумаги и в последний раз покинула зал суда в Олд-Бейли. Пристройка 1972 года с рядами обтянутых кожей скамей опустела. В воздухе висела выжидающая тишина, свойственная обычно заполненным людьми помещениям, на время освободившимся от противоборствующих человеческих натур и теперь погружавшимся в вечерний покой.

Процесс не представлял для Венис особых трудностей, но она неожиданно для себя устала и ничего так не хотела, как поскорее попасть в гардеробную для барристеров женского пола и снять с себя рабочую одежду. Она не думала, что сегодняшний суд состоится в Олд-Бейли. Процесс над Брайаном Картрайтом по поводу нанесения им тяжелых телесных повреждений назначили первоначально в Винчестерском суде, но потом перенесли в Лондон из-за сильного предубеждения местного населения против ее подзащитного. Но сам он был скорее огорчен, чем обрадован, такой переменой и все две недели, что шел суд, горько жаловался на неудобства, связанные с новым местом, и сожалел о потерянном времени, потраченном на поездку из фабрики в Лондон. Венис выиграла дело, и все жалобы были забыты. От победы у него закружилась голова, и теперь он не торопился уезжать. Но Венис, мечтавшую поскорее с ним распрощаться, этот суд не удовлетворил – плохо поработало обвинение; председательствующий судья, как казалось, ее недолюбливал и слишком явно выразил неодобрение приговором; утомил ее и обвинитель, уверенный, что присяжные ничего не поймут, пока им не объяснишь это три раза.

И вот теперь Брайан Картрайт суетливо семенил за ней по коридору с неуклюжим упорством благодарного пса, находясь в эйфории от победы, которую даже он при всем своем оптимизме не мог предугадать. Над белоснежным воротничком и аккуратно завязанным галстуком бывшего выпускника привилегированной частной школы из крупных пор его краснощекого крепкого лица выделялся вязкий, как мазь, пот.

– Мы сделали этих негодяев! Отличная работа, мисс Олдридж! А я все делал правильно?

Этот высокомерный мужчина вдруг уподобился ребенку, жаждущему ее похвалы.

– Да, вам удалось ответить на вопросы, не выдав своей неприязни к врагам «кровавого спорта». Мы выиграли, потому что не было убедительных доказательств того, что именно ваш хлыст лишил зрения юного Милза, а Майкл Тьюли оказался ненадежным свидетелем.

– Ненадежным – это уж точно! А Милз ослеп только на один глаз. Конечно, мне жаль парня, правда. Но эти ребята всегда рвутся подраться, а получив отпор, визжат как резаные. Тьюли меня ненавидит. Вы сами сказали, что у него ко мне неприязнь, и присяжные согласились. Действительно неприязнь. Эти письма в прессу. Телефонные звонки. Вы доказали, что он стремился мне навредить. Хорошо его подловили, и мне понравились ваши слова в заключительной речи: «Если у моего подзащитного такой буйный нрав и репутация забияки, то вы, господа присяжные, можете задаться вопросом: почему до пятидесяти пяти лет у него не было неприятностей с законом?»

Венис прибавила шаг, но Картрайт не отставал. Он прямо лучился победой.

– Вряд ли стоит еще раз переживать эту борьбу, мистер Картрайт.

– Вы не сказали, что меня никогда раньше не вызывали в суд, ведь так?

– Но это была бы ложь, а адвокаты не лгут в суде.