Бесстрашный

Брайс принимал активнейшее участие в нашей атаке сначала на лагерь, а после на ставку имперцев, и, прибыв в Драаран, напропалую хвастался во всех городских кабаках своими успехами и добычей. А добычу он показывал знатную. Я тогда специально позволил штурмовикам хорошенько помародёрить, что в лагере, что на холме, где валялись трупы вражеских командиров. Знал, что магические артефакты пиратов не заинтересуют (вне пределов Империи они всё равно не работают), а всякие драгоценности, а так же и деньги — наоборот, очень даже. Главное, что казну имперского корпуса я успел прихватить на «общие нужды», а личные ценности имперских вояк меня не особенно волновали.

Вдохновлённые охотничьими рассказами Брайса, батальеры один за другим записывались в команду «охотников за удачей». Но это, как заявил Аршаф, была только капля в море. Основные надежды он возлагал на Совет командоров. Предварительные переговоры с хозяевами крупнейших драаранских баталий показывали: господа Га́рсиа, Бунта́о, Рио́нцо и Ша́ндор готовы включиться в большую войну с Империей, но им требовались гарантии и достойная доля от завоёванного. Гарантии им давать я, ясное дело, не собирался, а вот про доли поговорить действительно стоило…

До вечера погода стояла хорошая, но безветренная. Штиль вести капитану корабль не мешал. На кватердеке и шканцах вовсю надрывались рунные артефакты, отвечающие за ветер. Буквально из ничего они создавали воздушный поток, наполняющий паруса и тянущий дракалеру по нужному курсу.

Практически то же самое я использовал в гавани Горок, когда вёл захваченный у причала галеат к месту сражения. У батальеров эта фигня была поставлено на «промышленную основу». В открытом море, если даже нет ветра, гребцы всё равно должны были отдыхать. Их мышцы, как правило, требовались или в бою, или во время шторма, или при маневрировании среди мелей и шхер. А для наилучшего использования мускульной силы, её стоило поберечь, а не использовать напропалую там, где легко можно обойтись только ветром и магией.

Свободное время, помимо разговоров с Аршафом, Рушпуном и капитаном, я тратил ещё и на то, чтобы разобраться со своими рунными записями. Для этого я даже попросил у Бартозо, чтобы он на какое-то время выделил мне собственную каюту.

Первым делом я решил воплотить на практике мысль, что пришла ко мне во время ночного заплыва «на плоту» из корней и веток.

Руны «защита», «одиночный огонь», «призрачное копьё», «иллюзия, 'ветер», «познание» работали, как часы, энергии в них хватало надолго. Руна «исцели себя сам» была абсолютно мертва. С того самого дня, когда она полностью израсходовала свою маг-энергию, ничего в её состоянии не изменилось. Зато руны «координация», «дальнодействие», «легковесность» и «усиление» мало-помалу начали оживать, хотя и предельно медленно. В каждой из них энергия теплилась буквально на донышке, не более двух-трёх промилле от первоначальной. С одной стороны, это внушало пусть осторожный, но оптимизм, с другой, для реального боевого использования такое количество не годилось.

Помимо каюты капитан предоставил мне доступ к корабельной казне.

Щедро, если учесть, что меди и серебра в ней было достаточно. Хотя я, конечно, ни тратить, ни тырить их не собирался.

Медь мне для экспериментов не требовалась. Зато серебро — более чем.

Кучку одно- и двухлартовых монет я рассыпал по столу ровным слоем, после чего уложил на него пластинку с записью «исцели себя сам» и сверху насыпал ещё монеток. Получилось что-то вроде конденсатора, где роль проводника играла латунная пластинка, а роль обкладок из диэлектрика — серебро. Практически так же как и в ошейнике для удержания магов.

Затем я инициировал появление у себя перед носом очередного облака маг-энергии. По точно такому же принципу, что и в случае с активацией портала из долины Салаты в окрестности Пустограда. Вся появившаяся таким образом маг-энергия отправилась в мёртвую рунную запись.

Увы, оживить её так и не удалось, хотя я и повторил этот эксперимент трижды.

Делать нечего, пришлось сделать то, чего я до последнего хотел избежать — наложить на пластину новую руну. Какую конкретно, почти не раздумывал. Последние события показали: чего мне больше всего не хватало, так это полноценной способности видеть ночью, как днём. «Ночное зрение» — именно эти иероглифы я сперва начертал, а после проговорил. Рисунок на пластине на мгновение вспыхнул, а затем как будто втянулся в гладкую металлическую поверхность.

Тестирование показало: руна работает, энергии в ней — выше крыше, хватит на пару тысяч использований.

Дальше, уже по инерции и не особенно веря в успех, решил повторить неудачный опыт с монетами и латунью в отношении и других полумёртвых записей: «дальнодействия», «координации», «усиления», и «легковесности».