Бесстрашный

Остальные ограничились просто кивками. К слову, не самыми дружелюбными.

— Итак, господа, сегодня мы собрались здесь по моей просьбе, — продолжил я, решив слегка поднапрячь ситуацию. — Четыре недели назад, как мне помнится, мы вроде договорились об общих совместных действиях против Империи. Сегодня, как мне докладывают, кое-кто, в том числе, и в Совете, делает вид, что этого соглашения не было. Я прав, господа, или это всего лишь домыслы?

Члены зашевелились, начали переглядываться…

— Домыслы, командор Краум, — ответил за всех председатель. — Ваш конфидент господин Аршаф уже передал нам новые предложения по сотрудничеству с Пустоградом. Мы их рассмотрели, и у нас возникли вопросы. Именно это, наверное, и дало повод кое-кому начать сомневаться в наших добрых намерениях.

— Рад слышать, командор Гарсиа,— я откинулся в кресле и сложил руки в замок. — На все вопросы готов ответить прямо сейчас, даже на самые щекотливые.

— Кто такой проповедник Рушпу́н? Зачем он здесь? Что ему нужно? Это вы его сюда привезли? — начал с места в карьер командор Бунта́о. Его глаза, и без того неширокие, сузились на плоском лице буквально до щёлочек.

— Отвечаю по существу. Рушпун — бывший имперский стражник, которого чуть не убили свои же. Он спасся практически чудом, а после помог нам в захвате Горок и уничтожении имперской флотилии. Своё чудесное исцеление он связал с верой в некие сущности: великого исцелителя и святую светлейшую. Именно эту веру он стал проповедовать во всех городах и селениях. Запрещать это делать я не хочу, поскольку считаю: подобная вера вредит Империи и помогает её противникам, то есть, нам.

— Поясните, — вскинулся командор Шандор.

— Легко, — усмехнулся я, опять подвигаясь к столу. — Маги Конклава жёстко и даже жестоко вдалбливают в головы подвластным им жителям мысль, что лишь император волен распоряжаться их жизнями, что они должны преклоняться перед его величием, верить в его всемогущество, а, по сути, бояться его и его служителей больше всего на свете. Проповедник Рушпун ломает эти представления напрочь. Он даёт людям новую веру. Он заставляет их осознать: их жизнью и смертью распоряжается вовсе не император и не прислуживающие ему маги. Хозяин Империи просто присвоил себе это право. В реальности оно принадлежит не ему, а тем, кто гораздо выше, сильнее и благороднее. Великие сущности не заставляют людей быть вечно покорными, вечно униженными, они даруют им то, чего их лишил император — свободу воли, свободу поступать так, как они хотят, говорить то, что думают, верить, во что им велит их совесть. Разве такая вера не помогает всем нам? Не делает нас сплочённее? Ведь именно эти принципы лежат в основе драаранского братства? А? Господа командоры?

Сказал и обвёл взглядом собравшихся.

Пафоса в моём спиче хватало, но, похоже, он оказался нелишним. Господ командоров действительно проняло́. Безусловно, они не были настолько наивными, чтобы поверить в мою бескорыстность и, в определённом смысле, подвижничество, но не почувствовать в сказанном убеждённость и твёрдость, конечно же, не могли. И эта убеждённость, что было понятно всем, касалась отнюдь не вопросов веры. Господа командоры, и я это видел через руну «познание», поняли, что я убеждён и уверен в успехе своего предприятия — сокрушения Империи, Конклава и императора. Так что теперь не присоединиться к нему значило совершить большую… о-очень большую ошибку…

— Какие у нас есть гарантии? — разлепил губы молчавший доселе Рио́нцо.

— Гарантии в чём?

— Что всё не закончится крахом?

— Гарантии в таком деле бессмысленны, кто бы их ни давал, — пожал я плечами. — Но я могу обрисовать перспективы. С надёжностью девяносто девять из ста.

— Перспективы — это прекрасно. Но нам бы хотелось подробностей, — высказал общее мнение Га́рсиа.

— Извольте, — не стал я держать туза в рукаве. — Думаю, всем здесь понятно, что когда Империя рухнет, на её месте образуется большая бесхозная территория.

— А разве вы, командор, не собирались забрать её под свою руку? — прервал меня узкоглазый Бунтао.

Я покачал головой:

— И в мыслях не было.

Сидящие за столом оживились.

— Продолжайте, — кивнул мне Шандор.

— Так вот. На этой оставшейся без хозяина территории сразу начнётся грызня: кто больше урвёт себе от бывшего имперского пирога, кто станет новым хозяином разных землиц и земелек. И у вас, господа командоры, в этом вопросе имеется серьёзнейшее преимущество. Потому что вам незачем лезть далеко на восток и на север. Незачем драться с местными за совершенно ненужную деревеньку или какой-нибудь городишко с оголодавшим и озверевшим после войны населением. Ведь чтобы фактически, а не формально контролировать бо́льшую часть бывшей Империи, достаточно взять под контроль её ключевые порты и торговые коммуникации. Понятно, что перешеек между Империей и Тилландом нам захватить не получится, а даже если и выйдет, то удержать его нет ни единого шанса. Ривийцы сделают всё, чтобы он остался за ними. А вот на западе и на юге — наоборот, ни одна сволочь не сможет остановить нас, если только мы сами не остановимся.