Бесстыдница (Эксгибиционистка)

Мерри вдруг пришло в голову, что за завесой ворчливости и напускной грубости кроется довольно застенчивая личность. Она покидала его кабинет, так и не решив, что ей делать. Но в глубине души она все-таки хотела позировать для «Лотарио». Поэтому она решила, что позвонит в редакцию и даст согласие. Мерри так и не смогла придумать причину для отказа, не говоря уж о том, что речь шла о довольно круглой сумме. Нет, никто и ничто ее не остановит.

И тем не менее неожиданно для себя, сняв трубку, она позвонила не в редакцию «Лотарио», а Сэму Джаггерсу в Нью-Йорк.

Ее тут же соединили.

– Как дела, Мерри? – спросил Сэм.

– Прекрасно.

– Что случилось?

– Ничего особенного. Просто мне нужно кое-что обсудить с вами.

– Валяй.

– Мне позвонили из «Лотарио». Предлагают сняться для них.

– Ни в коем случае, – отрезал Джаггерс.

– Почему?

– Тебе это ни к чему. Ты пробьешься благодаря своему таланту.

– Но мне хочется!

– Почему?

– Мне кажется… Это будет довольно забавно.

– Ты пришла в кинематограф не для того, чтобы забавляться. Главное – научиться делать деньги. Если хочешь сниматься в таких журналах, занимайся этим в свободное время.

– Они мне хорошо заплатят.

– Мерри, я абсолютно уверен, что ты получишь меньше той суммы, которую уплатили мы, чтобы выкупить последние фотографии, где ты снималась обнаженной.

Эти слова ошеломили Мерри.

– Не ожидала от вас такой жестокости, – пробормотала она.

– А ты думаешь, мы тут в бирюльки играем? – взорвался Джаггерс. – Ты – ценное вложение капитала, и я должен оберегать тебя независимо от твоей воли.

– В гробу я видела вас с вашими вложениями! Джаггерс замолчал. Мерри прекрасно понимала, что он ждет, пока она еще что-нибудь добавит, предоставив ей возможность самой по достоинству оценить свою вспышку.

– Я дам согласие на их предложение, – заявила она после долгого молчания.

– Значит, ты вовсе не хотела обсуждать со мной этот вопрос, а просто собиралась поставить меня в известность, – констатировал Джаггерс.

– Да, наверное.

– Мерри, я могу только дать тебе совет. Я не имею права тебе приказывать. Так вот: впредь подобные заявления присылай мне по почте в конвертах; это обойдется тебе гораздо дешевле.

– Спасибо, – сказала она. – Огромное спасибо!

И бросила трубку. Она настолько кипела от ярости, что немедленно позвонила Дрю Эббету в «Лотарио» и договорилась о том, когда встретится с фотографом.

Лерой Лефренье попросил ее согнуть ногу влево.

– Нет, нет, так слишком много, – сказал он. – Чуть меньше. Нет, так уже много. Слишком откровенно. Подождите. Сейчас я покажу.

Он подошел к ней и сам уложил ее ногу, куда хотел.

Мерри, совершенно обнаженная, лежала на шкуре зебры в соблазнительной позе, подчеркивающей и выпуклость грудей, и изящный изгиб спины, и манящую округлость ягодиц. Левая нога, согнутая в колене, была призывно сдвинута в сторону. Лефренье – быть может, не слишком вежливо – объяснил Мерри правила игры:

– У нас запрещены только анатомические подробности. Лобок, пожалуйста, а вот нижние губы – табу!

Вопреки ее ожиданиям, оказалось, что позировать – занятие малоприятное. Жар от софитов ее не удивил, но вот липкий растекающийся грим, жирная помада на губах и нарумяненные соски настолько раздражали, что Мерри не терпелось забраться под душ. Если бы не грубоватые, но остроумные шутки Лефренье, явно доки в своем деле, она бы, наверное, не выдержала. Вертясь вокруг нее с болтающимися на шее фотоаппаратами, Лефренье обучал Мерри, какое выражение нужно придавать лицу; Мерри не ожидала, что выражение лица имеет такое значение при съемках обнаженной натуры.

– Тело – это просто фон. Главное – лицо, – говорил он. – В глазах должен быть виден призыв. Давай же, давай! – понукал он. – Думай про трах-трах.

Мерри нервно прыснула, и в тот самый миг, когда улыбка сползла с ее губ, Лефренье вдруг защелкал затвором фотоаппарата и закричал:

– Замри!

И сделал еще несколько снимков.

Мерри изнемогала. Сеанс продолжался вот уже третий час. Они перепробовали сотню поз в самых разных видах. Она позировала в мужских джинсах с полуприспущенной «молнией», в расстегнутой ковбойской рубашке, под которой соблазнительно виднелись пышные груди. В коротенькой прозрачной ночной рубашке. Чуть прикрытая шифоновым шарфиком.

– Подтяни ноги к животу. Нет, так слишком сильно. Я хочу, чтобы груди лежали на одной линии с полосками на шкуре.

«Груди». Это относилось не к ней. Мерри казалось, что в студии была вовсе не она, а некий кусок плоти, которым по-своему распоряжался этот мужчина, увешанный фотоаппаратами. Мерри почему-то доставляло удовольствие наблюдать за собой со стороны. Она ощущала себя неким экзотическим экспонатом, привлекшим внимание издателей «Лотарио». И это успокаивало.

– Что ж, пожалуй, достаточно, – сказал наконец Лефренье. – Ты молодец. Душ вон там.

– Спасибо, – кивнула Мерри.