Бесстыдница (Эксгибиционистка)

Возвращение Мерри в Нью-Йорк нельзя было измерить лишь количеством миль, которые преодолел самолет из Лос-Анджелеса. Для нее произошла настоящая смена миров. Сумасбродный, вывихнутый мир Лос-Анджелеса и кичливого Голливуда – его фабрики грез – не просто остался позади, а вскоре уже вспоминался лишь как дурной сон. С другой стороны, безумные поступки, которые совершала там Мерри, казались совершенно естественными. Словно она побывала в Зазеркалье, где просто нельзя вести себя нормально, подчиняясь общепринятым канонам. Ведь даже Алиса – хорошо воспитанная и совершенно нормальная девочка из обычной семьи – не смогла остаться прежней и сохранить здравый смысл после того, как провалилась в кроличью нору и оказалась в Зазеркалье. Нечто подобное случилось и с Мерри. Приставания Новотны, сумасшедший вечер и стрип-покер в игротеке у Билла Холлистера, невероятная история с Денвером Джеймсом – все это напоминало современную и гораздо менее приятную версию похождений Труляля или Черепахи Квази.

Наоборот, мир Джаггерса отличался острой, пронизывающей реальностью. Нью-йоркские небоскребы подавляли своей незыблемостью и вечностью. Символ стабильности. Уж в Нью-Йорке-то никогда не бывать оползню или землетрясению, подобно тому, что произошло в Лос-Анджелесе, когда целый квартал внезапно ухнул в пучину Тихого океана. Нет, в Нью-Йорке, в отличие от Лос-Анджелеса, все дышало определенностью, уверенностью и надежностью.

Но Нью-Йорк всякий раз, когда Мерри об этом вспоминала, казался ей слишком шумным, давящим и отвлекающим по сравнению со спокойствием и умиротворенностью ее крохотной комнатки в школе «Мазер». Мерри сознавала, что придает чересчур много значения мелочам, но они играли слишком большую роль в ее жизни. Ее удивительно успокаивало, например, когда обложка у нового учебника математики была такой же, как в прошлом году, только в других цветах. Да и сами учебники она раскладывала на столе бережно и тщательно, давая себе зарок, что уж в этом семестре возьмется за ум и станет учиться особенно прилежно. Мерри пообещала своему ангелу-хранителю, что принесет ему эту жертву. Взамен, надеялась Мерри, ангел-хранитель благословит и защитит ее.

Хелен Фарнэм поведение Мерри казалось совершенно естественным. Она была не из тех, кто сует свой нос в чужие дела и пристает с расспросами, да к тому же ей казалось, что так все и должно быть. Да, Мерри, конечно, приналегла на учебники, но ведь сейчас самый важный решающий семестр. Кто хочет поступить в колледж, должен сейчас проявить себя во всем блеске. Оценки, которые поставят в этом семестре, будут фигурировать и во вступительных анкетах. Да, Хелен рассуждала вполне здраво и логично, но Мерри, узнав о подобных мыслях подруги, удивилась бы. Ей ничего такого даже в голову не приходило. Она думала лишь о том, что здесь, в школе, ничего с ней не случится, никто ее не тронет.

Не порви Мередит фотографию, а оставь ее там, где она могла бы на нее хоть изредка смотреть, все бы вышло по-другому. Она бы насмотрелась на этот снимок, пока бы он ей не надоел, и тогда смогла бы избавиться от наваждения. Отогнать от себя прочь навязчивые мысли, преследующие ее днем и ночью. Уничтоженный же снимок приобрел особую, словно магическую силу; теперь он перестал быть просто клочком бумаги, но отпечатался в ее воображении. Словно высеченный в камне. Да, ей просто не повезло. Мелисса не могла, не выдав себя, попросить Мередита, чтобы он сохранил снимок. Признаться даже в такой мелочи значило для нее – признаться во всем. Так что, вспоминая этот эпизод, Мелисса пришла к выводу, что была бессильна помешать Мередиту разорвать злосчастную карточку и сжечь обрывки в пепельнице. Сначала, когда Мередит забрал снимок из гостиницы и привез с собой на виллу, куда они обычно уезжали по уик-эндам, Мелисса решила было, что он хочет сохранить его, припрятав в каком-нибудь укромном и надежном месте. Там бы фотография была недоступна. Не то, что сейчас, когда она хранилась в памяти Мелиссы.