Бестиарий

Стас, всю дорогу молчавший, лишь ловил с каменным лицом взгляд водилы в зеркале заднего вида. Тот тоже туда поглядывал и сразу отводил глаза. Он явно начал нервничать, водительское кресло старого жигуля скрипело от его ерзанья.

– Может, тебе ствол нужен? – не унимался Феликс, он недоумевал, как это человеку ничего не нужно. – Я могу достать не паленый, в масле.

Водила молча отрицательно замотал головой. Феликс удивленно хмыкнул и пожал плечами.

– Вот сюда, во двор заворачивай, – руководил брат. – У парадняка вот этого тормозни.

– Ну ладно, раз тебе ничего не надо, удачи! – Феликс хлопнул водилу по плечу, и мы вылезли из зеленой шестерки.

Мужик выпрыгнул за нами.

– Эй, а деньги?!

– Деньги? – удивился Феликс. – Ну если тебе нужны деньги, давай поднимемся, с собой нет.

– Нет, так дело не пойдет! – Мужик сделал шаг назад и сунул руку во внутренний карман.

Бэд Макс подскочил к мужику и прижал его к машине. В его руке уже блестел нож, больше похожий на миниатюрное мачете. Бэд Макс положил нож на горло водиле.

– Езжал бы ты на хуй отсюда! – зашипел он, губы его тряслись, а зубы скрипели.

– Не надо! Я все понял, – прохрипел водила.

Бэд Макс отошел от него, но все еще держал в вытянутой руке нож, нацеленный в горло мужика.

– На хуй! – заорал он.

Водила запрыгнул в машину и дал по газам. Мы, наблюдавшие это со стороны, рассмеялись.

– Вот что жажда наживы делает, совсем, блять, жизнью не дорожат! – сказал брат.

– Ты совершенно прав! – подтвердил Стас.

Поднялись на двенадцатый этаж, зашли в квартиру.

– Ну наконец-то! – Иван уже проснулся и чуть опохмелился.

У Ивана небольшая рыжая борода, кривая улыбка и добрые глаза.

– Ну что, дербаним! – брат вырвал у меня пакет.

– Стой, подожди! – замахал руками Феликс.

Он достал из куртки стеклянную майонезную банку, полную под завязку коричневатым порошком, и чайную ложку. Феликс всегда ходил с чайной ложкой, ею он и насыпал нам в подставленные руки, в книжки, бумажки и целлофанки.

– Ах ты, гад! Ты же говорил, что у тебя ничего нет! – выпучил глаза брат.

– Свин, мне нужно было, чтоб вы со мной съездили, – хитро улыбнулся Феликс, сверкнув золотой фиксой.

– Сволочь! Ладно, насыпай.

Лабораторию накрыли через два месяца, 28 февраля. По всем телевизионным «чрезвычайным происшествиям» – колбы, банки, пакеты и пакетищи. Горы порошка! Дело было громким. Сидел там в телевизоре уставший человек в черном костюме, в наручниках, с прилипшими ко лбу волосами, с потухшим взглядом. Мешки под глазами, кривые губы, зелень лица. Без трости. Гитлер выглядел жалким, поверженным. Даже нос его, распухший, свесился вниз.

Роберта тоже прихватили, но он очень быстро вышел. Роберт вышел, а Гитлер нет. Начались новые аресты. Роберта стали подозревать. Большие деньги. Большая заинтересованность. Роберт пропал.

Ивана я видел спустя пару недель на его дне рождения. Мама Ивана угостила нас тремя лафетками реланиума.

– Ванечка, много не пей, тебе нельзя, – сказала мама, выходя из комнаты, чтобы нам не мешать.

Родители Ивана были старые наркоманы, еще советской закваски. Через месяц, в мае, у себя на кухне Ванечка повесился на трубе, несущей газ.

Вскоре взяли Стаса с приличным количеством амфетамина. Стас был верным товарищем. Его «для себя» не прокатило. Его долго и сильно били. Он умер в реанимации от разрыва селезенки.

Роберт не находился. Взяли и Бэд Макса. Наркотики, какие-то трупы, подозрение в изнасиловании школьной библиотекарши прямо в библиотеке. Будучи уже под судом, он написал в ЕСПЧ. Преследуют, мучают, издеваются, фабрикуют, ни глотка свободы. На двадцати листах. ЕСПЧ не ответил. В тюрьме он занялся медитациями и сумел через космос связаться с японскими радикалами, потомками самураев. Начал изучать японский язык.

За пару недель, как его сластали, он звонил моему брату.

– Прикинь, Роберта-то убили.

– Да ладно?!

– Да, а перед тем как убить, хуй отрезали и в рот запихнули.

– Фу, блять!

– Ага, но труп еще не нашли.

На «Аврору»!

Я никогда не видел нашего партийного вождя вживую – только на фотографиях в газете и пару раз по телевизору. Сейчас же я вместе с братом и еще пятью преданными ему партийцами еду на вокзал встречать Вождя. Поездка эта мне совсем не нравится. Вождь приезжает разруливать ситуацию с так называемым расколом. Дима Ж., нынешний руководитель питерского отделения партии, уже написал приказ номер один, которым прекратил членство в партии брата, меня и еще нескольких человек якобы за дискредитацию партийных идей. Вчитываясь в этот от руки написанный приказ, я никак не мог понять, как я-то мог дискредитировать идеи. Брат-то, понятно, мог. Ну, например, заставил парня из Диминых подпевал еврейской крови и еще более еврейской наружности тащить на демонстрации плакат с перечеркнутой шестиконечной звездой или в открытую поглумился на собрании над серьезным докладом Димы о движении имени Тупака Амару.

– Что смешного? – спросил тогда, рассердившись, Дима.

– Какой нахуй Амару, к тому же Тупак! – ехидно лыбился брат. – Нам самим надо как-то сильнее сплотиться и на хрен выгнать тех, кто только болтать умеет и ничего не делает!