Бестиарий

Он раскрыл пакет, который держал в руках, там лежала чуть початая бутылка водки. Вот это было уже хорошо! Я даже по привычке обрадовался, что нас мало. Выпили прямо в толпе. В толпе пить приятно. Все вокруг заняты чем-то своим, праздничным. Менты недалеко, а ты стоишь и водку хлещешь из горла. Приятное чувство. Чувство свободы, что ли. Прикончив бутылку на троих, мы обрели уверенность. Толпа, люди стали выстраиваться в густые колонны. Нам еще несколько раз предложили влиться в чью-нибудь массовку, но мы были непреклонны! Мы вовсю уже кричали наши лозунги и поздравляли подвернувшихся ветеранов. На лозунги, как на призывный клич, к нам слетелось еще человек семь. Массы двинулись! Наши рты до ушей. Тысячи людей, и мы вместе с ними в одном строю! И даже менты не менты, а сотрудники правоохранительных органов охраняют нас, веселых, пьяных, счастливых. Вклинились мы за РКРП. Выдержали дистанцию метров в двадцать, пошли. Развернули нашу маленькую боевую растяжку. У кого-то нашлось несколько нарукавных повязок. По краям, на тротуарах, стояли толпы улыбающихся людей. Мы махали им, они махали нам в ответ. Сейчас я явно ощутил и почувствовал этот общенародный праздник. И я действительно за народ и вместе с народом. Мы шли не спеша, наслаждаясь действием. А нас никто и не торопил. Впереди идущие ушли уже метров на сто вперед, задние отставали. Невский наш, мы посередине. Что мы только не орали: «А ну давай гранату, я отодвину НАТО!», «Наши МиГи сядут в Риге», «Янки, гоу хоум!», «Слава русскому оружию!», «Хочешь 41-й, получишь 45-й!», «Слава ветеранам!».

У Гостиного Двора нас догнал мой брат. У него было разбито лицо, а в руках он держал пиво. Он был бодр и заставил нас маршировать. В таком приподнятом настроении мы дошли до Дворцовой площади. Ах, какая акустика в Арке Главного штаба!

– Ре-во-лю-ция! – грохнули мы в свои десять с копейками глоток, а получилось как в двести.

Вот и вставило тогда в семнадцатом матросов это эхо, а потом и всей России аукнулось! На Дворцовой начинался праздничный концерт. Колонны смешались в толпу.

– Ну ладно, не хрен нам тут делать, – констатировал брат. – Концерт нам не нужен! Деньги есть у кого-нибудь?

Часа через два я тащил брата к метро. Он ругался матом с закрытыми глазами и все время пытался попасть мне по лицу пьяным кулаком. У входа в метро я прислонил его к стене и стал ощупывать карманы. Где-то у него должны были быть два жетона, купленные еще с утра. Брат сползал вниз по стенке. Что-то сильно, до звездочек в глазах, ударило мне в голову, в затылок. Одновременно кто-то с хрустом заломил мне назад и вверх руку. Раскидав звездочки глазами, я увидел форменные брюки.

– Ты че, урод, совсем обнаглел?! Средь бела дня синих тут щипать?!

Мне еще раз дали в голову, теперь в ухо.

– Брат это мой, жетоны я искал, у него были! – хрипел я.

– Заткнись! Бля, да тоже бухой!

– Грузим!

Их было двое, но я, заломанный мордой вниз, видел только их ботинки и красные полосы на сером.

– А с телом что? – спросил один другого.

Брат к этому времени сполз на асфальт и похрапывал.

– Тоже грузим, нахуй он здесь, праздник все-таки.

Где-то играла бравая военная музыка. Кажется, Утесов. А мне семнадцать лет.