Бестиарий. Книга странных существ

— Ага, — сказал Карл, хотя сам не знал, что это значило.

Он подошел к двери и приоткрыл её. На площадке никого не было.

Тогда Карл распахнул дверь шире и увидел перед собой карлика.

Маленький человечек был одет в зеленые обтягивающие штаны и такую же зеленую рубаху. Если бы не борода и пронзительные голубые глаза — вполне сошел бы за принарядившегося к празднику мальчишку. Причем наряжали, конечно же, взрослые. Ни один нормальный мальчик не оденет в летнюю жару красный меховой колпак а ля Санта Клаус.

По виску карлика стекала струйка пота.

Одной рукой он держал планшет, а другой опирался на деревянный ящик, размером с телевизор.

«Может быть, хочет, чтобы я помог дотащить?» — подумал Карл.

— Карл Гудмундсон? — спросил карлик.

— Да.

— Служба доставки. Распишитесь здесь, пожалуйста.

Карлик протянул планшет, и Карл, не успев задуматься, поставил подпись напротив своей фамилии.

— Что это? — запоздало спросил он, когда планшет вернулся к маленькому человечку. — Я ничего не заказывал.

— Заказывали, — махнул рукой карлик.

— Да нет же, — вновь неуверенно возразил Карл. У него всегда была проблема с людьми, которые пытались всучить ему нечто ненужное.

— Заказывали, — повторил карлик. — Потому просим вас простить за опоздание. Четырнадцать с половиной лет искали. Их уже почти не осталось, так что нам всем пришлось основательно потрудиться.

— Кого? — Карл ощутил, что у него зачесался затылок. Так обычно бывало, когда он что-то не мог вспомнить.

— Его самого, — успокаивающе кивнул карлик. — Вы попросили и своё обещание выполнили. А у нас не получилось. Вам должно было прийти письмо. Помните?

— Ага, — машинально кивнул Карл. Что-то такое он помнил.

— Ну вот. Забирайте. А мне пора. Ещё раз прошу прощения за задержку.

Карлик отвесил поклон, повернулся и вразвалочку начал спускаться по ступенькам. Лифт не работал уже второй день. «Он её сюда один затащил?» — изумился Карл, вспомнив, что живет на девятнадцатом этаже.

Коробка действительно оказалась тяжелой. Внутри что-то перекатывалось и ударялось о стенки. Втащив посылку в комнату, Карл вернулся и закрыл дверь. Прежде чем возвращаться к коробке, прошёл на кухню, налил в стакан воды и попытался отдышаться.

Память упорно не желала возвращать его в прошлое. Четырнадцать с половиной лет назад Карлу было десять. Он жил в деревне, у дедушки Микки. Прекрасное время. Школа всего в паре дворов от дома, хорошие друзья, увлекательные истории, которые рассказывал дедушка. Это продолжалось года два, пока родители были в командировке. Затем они вернулись и забрали его в город. Там оказалось не в пример скучнее.

— Рождество! — вскричал Карл и едва не поперхнулся водой.

Четырнадцать с половиной лет назад было рождество. Он целый год вел себя хорошо, выполнял то, что говорят взрослые, прилежно учился, ни с кем не ругался — и ничего не получил. Совсем. Только странное письмо: «Упорно ищем. Ждите».

Вслед за этим воспоминанием пришло ещё одно. Карл прихватил нож и бросился к ящику. Дрожащими руками он пытался открыть долгожданную посылку. Наконец оторвал крышку, откинул её, заглянул внутрь и…

…и в тот вечер, когда маленький дракон догрызал остатки ящика, Карлу показалось, что он вернулся в прошлое. Сейчас дедушка Микки зажжет камин, усядется в своё любимое кресло и начнет рассказывать ещё одну историю.

Например, про мальчика, который дождался.

Под собой не чуя ног… (очевидец Виталий Придатко)

— Это? — она нахмурила аккуратные пушистые бровки и наклонилась поближе к мозолистым ладоням, в которых уютно свернулся калачиком звереныш. — Что, всамделишный?

В серых глазах, впервые за последние месяцы, сызнова светился неподдельный восторг, теплое, уютное изумление. Он успел не утонуть в них, но и не отдернуться панически. Просто напомнил себе: дверь все так же закрыта, за дверью потягивает швабский коньяк какой-нибудь ловокон с нафабренными усами… и вдруг понял, что не желает этого знать. Совсем. Вообще.

— Настоящий, — улыбнулся он ей, и рапунок сладко засопел, заерзал цветными копытцами.

— Не надо было, — сказала она, помявшись, — ну… он дорогой, наверное.

Самое дорогое из моего сердца в нем, промолчал мальчишка.

— Ничего, — покачал головой, — там их много, в горах-то. Сейчас что? Лето. Летом большие рапуны спят. Сны смотрят… а мелких там без счету.

— Маленький, наверное, — озаботилась она, и неприятная складочка скупости и бережливости отчертила милые губки. — Кормить трудно. Молоко, опять, вздорожало; да и не достать.

— Он не будет есть, — улыбнулся мальчишка шире, — разве что ты захочешь сама что-нибудь ему предложить. Совсем немного. Чтобы не дать ему мерзнуть от равнодушия.

Она подумала еще немного: подружки, коллеги, кого подразнить, перед кем хвастануть редкостью. И кивнула. Рапунок мягко скользнул в теплые славные ладошки, когда-то изучившие мальчишку вдоль и поперек. Когда-то — ласковые. Когда-то — домашние. Любимые — навсегда.