Бестиарий. Книга странных существ

— А если я вор? — укоризненно говорил Филин Феденьке, отмеривая ему корм. — Вон, у вас и картины, и серебро в буфете. Разве можно сейчас так людям верить?

Феденька шевелил толстыми губами — соглашался, что нельзя.

Филин постепенно привык с ним разговаривать. Да и кому бы еще он решился все рассказать? А тут говорил — и становилось легче.

— А ведь ты меня спас, брат, — сказал однажды ему Филин, перестав наконец, видеть петлю на крюке от люстры. — Я ведь думал это… ну… А тут ты. Тебя ведь не бросишь одного. А сейчас понимаю, и дурак я же был. Да?

«Дурак», — Феденька весело качнул пучеглазой головой. Совсем он был не чудище, а, наоборот, очень симпатичный.

А через месяц, когда Филин уже думал, не сообщить ли о пропаже хозяйки квартиры, вдруг заявился адвокат. Не дослушав странную речь, Филин хотел уже вытолкать его вон, но потом все-таки прочел бумаги. Подумал, перечитал еще раз. И спросил:

— Это, значит, теперь моя квартира?

— И фамильяр тоже ваш. Вас он одобрил.

— Рыба? — Филин изумленно обернулся к аквариуму, где плавал Феденька, медленно шевеля плавниками.

— Почему нет?

— Но я ничего не понимаю в колдовстве… и в рыбах…

«А я тебя научу», — пообещал Феденька и улыбнулся.

Шесть (очевидец Алексей Бурштейн)

По-твоему, чудо — это обязательно чувак с крыльями и в белой простыне, спускающийся с небес под фанфары? Нет, это не чудо, это глюк. Чудеса выглядят иначе… Без фанфар.

В мае это было. Ну да, как раз мы с женой годовщину свадьбы справили. Отправили меня в П**но с инспекцией. Это ты деревня, а П**но — посёлок городского типа, там одних только жителей почти полторы тысячи, и мебельная фабрика… Хотя да, та ещё дыра.

Дорога туда — это песТня, причём группы «Ленинград». Знак «крутые повороты следующие 32 километра» не зря поставили. Раздолбанный асфальт, в нём колеи, заполненные гравием, всего одна полоса с разъездами, обочины толком нет, по бокам скалы и обрывы. Фуроводы, кстати, заранее по рации распределяют между собой проезд, потому что если две фуры нос к носу встретятся между разъездами, то выкарабкиваться оттуда они будут до второго пришествия. Прибавь к этому перепад высот. И вот по этой, с позволения сказать, трассе я тошню на своём драндулете, периодически переключаясь с третьей передачи на вторую. Прохожу семнадцатый километр, там серьёзный подъём, левый поворот вокруг скалы, обзор — как в танке, справа где-то метр обочины, а дальше облака внизу парят. И тут в лобовуху впечатывается чупакабра!

Можно, я подымлю? Как вспомню этот момент, так вздрогну. Спасибо.

Стекло считанные сантиметры до моей морды не дошло, что не в трещинах — то в кровище. Хорошо ещё, что я вправо выворачивать не стал, а то тебе для этого разговора медиум понадобился бы… Ну, по тормозам дал, конечно, как без этого. Съехал на эту мини-обочину, выбираюсь из машины, руки трясутся, сигарету с четвёртой попытки достал и с пятой закурил. В лобовухе торчит то ли собака, то ли оленёнок, то ли козёл какой-то горный. Никогда таких не видел, даже в кино. Длиной в метр, морда вытянутая, глаза смотрят вперёд, как у собаки, но зубы ровные, без клыков, как у травоядных. Шерсть короткая, коричневая; голова белая. И, что самое убийственное, лап у него — шесть. Не атрофированные, как у генетических уродов, а вполне нормальные, развитые лапы, мускулистые, только шесть штук. Хвост? Да. Длинный, голый, вроде крысиного.

Пепельницу забери… Ага… Чайку? Да, ещё от чашечки не откажусь.

Ну, машиной его крепко приложило. Кровища хлещет, капот промят, а он торчит из лобовухи и эдак лапами перебирает. А, я не сказал? Он живой был. Ну, может, в агонии. Но лапами шевелил вовсю. Нет, ну что я, шесть от четырёх не отличу?! Шесть лап у него было, могу поклясться!

Значит, хожу я вокруг машины и думаю, что делать дальше. Капот промят основательно, как раз в этом месте бачок с тормозухой, и гидроусилитель недалеко. Если они пробиты, то доеду я аккурат до первого поворота. С другой стороны, идея куковать на семнадцатом километре тоже не блеск. Сотовый не ловит, — кому в голову придёт ставить базовую станцию там, где из людей только фуроводы водятся. В общем, брожу, чешу репу. И тут… Дай-ка пепельницу…

…И тут из-за поворота вылетает «Опель» и впечатывается моему красавцу в бок. Я только охнуть и успел. Мой драндулет, понятно, эдак медленно через край переваливается и катится вниз, хлопая дверями. «Опель» отброшен в скалу и эффектно, с искрами, об неё тормозит. Вываливается из него тело, которое из-за нервов даже стоять не может. Девчонка, лет двадцать пять. Трезвая. Ехала на автомате, придерживая тормоз; сожгла колодки, они перестали держать, вот её и разнесло на длинном спуске. Ей никто не говорил, что на спуске тормозить надо короткими пульсами, а лучше вообще переключаться на пониженную и притормаживать двигателем. И, если бы не мой драндулет, кувыркаться бы ей до самого дна.