Бестиарий спального района

Тетка торговалась с ментом из-за денег. А Федор, веря и не веря, прокручивал в памяти происшедшее. Действительно, подсобка. Действительно, коридор, весь в цементной пыли.

Потом двойник куда-то пропал. Видимо, перед тем, как расстаться, Федоры поменялись паспортами и одеждой. Впрочем, это помнилось смутно.

— Вы кодируйте его, женщина, — сказал измотанный мент. — Кирдык у него уже башке-то. Все утро мне объяснял, что он рок-звезда, песни про какой-то дождь тут горланил, босоту веселил…

В этот миг из дальнего угла обезьянника донеслось:

— Эй, певца не отпускайте! Кто нам петь будет?

— Тихо там! — рыкнул мент. — Места прописки не помнит, называет другой адрес. Хоть с фамилией не путается, и то ладно… Вы кодируйте его, очень советую.

— Закодирую, — пообещала женщина.

— Я вам телефончик дам один. У меня соседа так обработали — полтора года уже в рот не берет.

— Давайте, — решительно сказала женщина, злобно посмотрев на Федора. — У-у, леший!

…«Ну, ничего! — думал Федор, выходя из отделения. — Не долго тебе куражиться, двойничок херов! Подсобку-то я найду…»

Понукаемый огромной золотозубой женщиной, Федор плелся, рассеянно слушая, что искалечил он ей, отморозок, музыкантишка жалкий, всю жизнь, что убить его мало, что о семье не думает…

А он думал о том, что надо найти дверь. Кровь из носу. И — домой!

— Я закодируюсь, — буркнул Федор, — и пить брошу. Только заткнись, пожалуйста!

Они сидели на остановке автобуса.

— Правда? — придвинула тетка к нему свое, слоновьих пропорций, бедро. — Точно? Моя живулька не врет?

«Что?! — в панике подумал Федор. — Кто?!»

Рука женщины легла ему на джинсы, и Федор ощутил забытое уже возбуждение. Такое мощное и — неожиданно прекрасное.

«Ничего себе, — подумал Федор. — А двойничок-то что же? Вот так триумф у него получается!»

Подъехал автобус.

7

Федор не знал усталости. Семилетний Егор, по счастью, кантовался в летнем лагере. И счастью секса не было предела. В конце концов, даже Чохова Марина Сергеевна после полутора лет простоя вполне годилась. Впрочем, надо признать: в постели она вела себя достаточно умело. Главное — не глядеть на нее…

По закону, сущность которого двойник смутно Федору обрисовал, положительная эмоция в одном мире оборачивалась отрицательной в другом. И, по логике вещей, двойничок сейчас бесплодно вспоминал давние опыты рукоблудия. А не помогало.

Федор вдруг рассмеялся.

— Что? — спросила Марина, поводившая обширным тазом под жилистым торсом Федора.

— Да так… Вспомнил кое-что…

— Ой, Федя, что-то не узнаю я тебя… Мм…

После третьего, последнего, оргазма Марина Федору опротивела. Такое с ним случалось. В гостиницах, например. Поклоннице тогда выдавались деньги — на такси и мороженое — и пинок под задницу. Фигуральный, конечно, пинок.

А вот от золотозубой деваться было некуда. Нехорошо, подумал Федор…

…В чужой, неуютной, неприятной комнате стояли клавиши «Корг», играть на которых Федор не умел, и недорогой компьютер.

Федор включил его. Хоть в игрушку какую побаловаться. Или в Интернет залезть.

В самом центре монитора висела иконка Microsoft Word. Файл назывался «Письмо Федору».

— Ёпт, — выдохнул Федор.

А ведь говорил двойник о каком-то письме.

Начало выглядело кондово: «Здравствуй, Федор!»

«Вот и свершилось, — значилось в письме далее. — Мы поменялись местами! Можешь проклинать меня, но, скорее всего, если верить Мансуру, этого уже не поправишь. Дверь между нашими мирами закрылась. Может быть, в твоей жизни что-то не так гладко, как мне хотелось бы. Но в целом я буду доволен. Не сомневайся…»

— У, сука! — прохрипел Федор.

К монитору прилипли шарики слюны.

«Согласись, — продолжал двойник, — что теперь моя очередь пожить красиво. Я считаю, ты нагулялся всласть. А чем я хуже тебя?»

— Чем?! — в исступлении выкрикнул Федор. — Он еще спрашивает чем, блядь? Уголовник херов!

«И еще одно. Ты можешь положить этому конец. Это просто. Умри. И тогда там, в другом мире, умру и я. Тем вечером, после того как я впервые прошел через дверь, Мансур растолковал, что такие обмены бывали, и не раз. Многие акыны прошли таким путем. «В конце концов, — сказал Мансур, — он (то есть ты) сам этого хочет». Так что, думаю, ты на меня не в претензии. Ведь так? А, Федь?»

— Я?! Я этого хотел?! — взревел было Федор. Но вспомнил свою исповедь на лавочке. И дворника-гастарбайтера, дующего на свои пальцы.

Хотел.

«И самое последнее, — писал двойник. — Я думал об «акынах». Вот тебе кое-какая информация к размышлению. Джим Моррисон, перед тем как умереть в ванной, очень сильно располнел. Те, кто общался с ним тогда, говорили впоследствии, что Джим как будто стал совершенно другим… То же самое говорили про Джона Леннона… То же самое — про Цоя. Финал — известен. Один умер в ванной, другого убили при странных обстоятельствах, третий заснул за рулем. Только, Федя, прошу тебя, не делай этого сразу. Дай мне пожить твоей жизнью хотя бы три-четыре месяца. Может, успею издать свои песни. И, заодно, тебя как-то реабилитировать перед, так сказать, вечностью.

Не держи зла, Федор.

Прощай».