Бестиариум. Дизельные мифы (сборник)

Ступеньки. Одна за другой – по секунде на каждую. Удивительное чувство – шагами отмерять последние минуты жизни. После того что рассказал ему Уго, Астор нисколько не сомневался, чем всё закончится. Они всего лишь будут первыми, прежде чем Апхум-Зхах спустится с горы в засыпающий город. Музыкант искоса глянул на спутников, мерно вышагивающих рядом – неприкаянных, озлобленных. У таких всё получится – теперь он был уверен.

Две сотни секунд спустя трое мужчин стояли перед тяжелыми каменными дверями храма. Иссиня-черный обсидиан отражал изломанной поверхностью свет ламп. На вершине никого не было. Даже ветер избегал этого места. В столбе Холодного Пламени не ощущалось жизни – Древний был далеко.

Массивные ручки створок искрились тускло светящимся серебром – по нему изредка пробегали юркие огненные искорки-змейки. Пришла пора и Астору стать полезным. Точнее, теперь нужна его рука.

– Ты уверен, что меня не испепелит? – хрипло поинтересовался Астор.

– Да. Тот глубоководный, с которым я пообщался, сказал, что открыть дверь могут только создания Древних. А твоя рука…

– О да, моя рука… Если не сработает, что делать будем?

– Сработает!

– Уго, а если глубоководный соврал?

Парень зло ухмыльнулся, в полутьме его улыбка сверкнула, как далекая зарница:

– Не соврал. Азотная кислота да по маленькой капельке в течение многих часов… Это очень и очень больно, Астор…

– Если больно, тогда проверим. Только как бы это не оказалось покруче кислоты.

Музыкант помедлил мгновение, а затем резко ухватился за ручку и потянул створку на себя. С протяжным вздохом двери распахнулись. Причем обе створки вырвались из неподвижности одновременно, хотя по логике должна прийти в движение только одна. Астор давно уже не удивлялся странностям во всем, что касалось Древних. Иногда казалось, что им нравится издеваться над причинностью, ставить с ног на голову физические законы.

Промозглая тьма храма выплеснулась наружу.

Астор даже чуть отшатнулся – казалось, что воздух за дверьми тягучий, как кисель, и холодный, как иней в раннем декабре. Но всё равно шагнул внутрь раньше братьев. Чего ему-то бояться?

Посреди круглого пустого помещения стоял постамент из грубого камня – серебристые и розовые прожилки пробегали по неровной поверхности. Более всего порода походила на гранит. Из центра росла тяжелая колонна изменчивого серого пламени, выходящая через отверстие в крыше. Удивительно, но свет от серебряного огня не распространялся – наоборот, чем ближе к Холодному Пламени, тем гуще становилась темнота, как будто колонна притягивала ее к себе.

Стояла непередаваемая тишина – вязкая, бесконечная, затягивающая. Даже звуки шагов пропадали чуть раньше, чем за стенами храма. И удивляла пустота – никаких предметов мебели, никаких украшений, никаких рисунков или барельефов на стенах. Только массивный камень посреди и колонна Холодного Пламени.

Апхум-Зхаху не нужны лишние украшательства.

А вот что ему нужно…

Уго подошел поближе к камню, склонил голову и всмотрелся в сверкающее пламя.

– Брат, готов?

Молчун утвердительно промычал, нашаривая что-то в рюкзаке. В руках Уго держал две стеклянные банки, заполненные до краев темно-красной жидкостью. Точно такие же появились и в руках его брата.

Астор знал, что будет дальше. Уго ему всё доступно и подробно объяснил. Музыкант обошел алтарь и замерших братьев и вышел через незаметный проем на террасу – единственный путь на обратную сторону горы. У каждого своя цель.

Астору нужно найти Стену Смеха.

А братьям…

Братья всколыхнут Бразилию. Они напомнят людям, что, сколько ни служи Древним, сколько ни мирись с ними, – они всё равно остаются дикими чудовищами из далеких времен, чужими и чуждыми любому живому существу. И если другие виды смирились и стали верными слугами, то людям стоит побороться – у человечества есть возможность победить.

Астор заторопился.

Он знал, что секунды истекают. Братья не будут ждать всю ночь. Да и скоро из окружающей Тьмы вынырнет Тень, а здесь музыканту не спрятаться за кобальтовым кругом.

Астор добежал до края и свесился через перила, высматривая Стену Смеха. Она начиналась сразу за террасой. И понял, почему Глааки так смеялся, отпуская его. Астор ярко-ярко вспомнил те минуты – в ужасающе громком смехе сотрясалась жирная туша слизняка, а металлические шипы скрежетали при каждом приступе беспричинного веселья. Отсмеявшись, Глааки милостиво отпустил Астора.

Милостиво…

Всё бессмысленно.

Через гору вниз шла отвесная стена. И от низа до верха ее заполняли человеческие лица – улыбающиеся, смеющиеся, гримасничающие, насмехающиеся, посмеивающиеся.

На лицах – от первого и до тысячного, миллионного, миллиардного – застыло счастье. И никакие гримасы не могли его согнать. Смех и счастье.

Не было никакой надежды найти среди сонма лиц родные черты. Астор в растерянности замер. Путешествие в тысячи миль завершилось просто и бессмысленно.