— Когда приехала полиция, то был найден только один револьвер, совершенно точно. — Уэксфорд разговаривал с ней непринужденно, так, словно они собеседники, обладающие одинаковыми знаниями и просто решившие поделиться информацией, известной только им. Это подействовало, напряженность исчезла, женщина почувствовала себя увереннее.
— Все, что мы нашли, — это игрушечный револьвер, который сержант Мартин отобрал у сына. Даже не копия, не имитация, просто детская игрушка.
— И я действительно видела игрушку? — удивилась Мишель Уивер. — Эти игрушки выглядят совсем как настоящие.
Еще одна такая же беседа, на этот раз с Барбарой Уоткин, дала ненамного больше. Свидетельница упорно продолжала настаивать на своем описании парня.
— Прыщи я определяю сразу. У моего старшего сына были ужасные прыщи. Я же сказала вам, что они выглядели, скорее, как родимые пятна.
— Может быть, следы от прыщей?
— Ничего подобного. Представьте себе такие отметинки, как на клубнике, только у парня они были красноватые и пятнами, очень много.
Уэксфорд проконсультировался с доктором Крокером, и тот объяснил, что таких родимых пятен он ни у кого не встречал, на этом все и кончилось.
Больше ничего нельзя было добавить, и спрашивать тоже было нечего. Февраль подходил к концу, когда Уэксфорд разговаривал с Мишель Уивер, а в начале марта вдруг пришла Шэрон Фрэзер и сказала, что она кое-что вспомнила об одном из посетителей, не явившихся в полицию. В руке он держал пачку банкнот, и банкноты были зеленого цвета. С тех пор как несколько лет назад банкнота в один фунт была заменена монетой, денег зеленого цвета в Англии не существовало. Больше она ничего вспомнить не могла. Поможет ли вам это? На что Уэксфорд не мог ответить, что вряд ли, поскольку желание содействовать со стороны населения должно только приветствоваться.
С тех пор не происходило ничего особенного, пока одиннадцатого марта не раздался звонок экстренного вызова — 999.
Глава 3
— Их убили! — Звонила молодая женщина, очень молодая. — Их убили! — повторила она снова. Пауза. — Я истекаю кровью!
Оператор, которая принимала вызов, работала в полиции не первый год, но позже она призналась, что буквально похолодела при этих словах. На паузе она успела произнести привычный в таких случаях вопрос: какую службу прислать — полицию, пожарную бригаду или «скорую помощь»?
— Где вы находитесь?
— Помогите! Я истекаю кровью!
— Скажите ваш адрес.
В ответ дрожащий голос начал говорить номер телефона.
— Назовите адрес.
— Тэнкред-хаус, Черитон. Помогите, помогите мне!.. Приезжайте немедленно!..
Леса в этой местности занимают довольно большую территорию, около 155 квадратных километров. В основном это хвойные деревья — искусственные посадки сосны и лиственницы, норвежских раскидистых елей и довольно редких, возвышающихся, словно башни, пихт. Но южнее этого выращенного руками человека зеленого массива сохранился островок древнего девственного Черитонского леса, одного из семи лесов, существующих в графстве Суссекс еще со времен средневековья. Все они когда-то были единым огромным лесом, занимавшим около девяти тысяч квадратных километров, который, по свидетельству англосаксонских летописей, простирался от Кента до Хэмпшира. Водились здесь и олени, и дикие кабаны.
Сегодня небольшая часть этих старых лесов, в которых росли дубы, ясени, каштаны, березы и кустарники, обрамляет и ограничивает южные склоны частного владения. На тех же участках, которые до начала тридцатых годов были скорее лесопарком, где на зеленых лужайках красовались пихты, кедры и даже гигантские секвойи, новыми владельцами были сделаны дополнительные лесные посадки. Дороги к дому — а одна из них буквально узкий проселок, — причудливо извиваясь, ведут через лес, мимо неожиданно крутых холмистых склонов, через заросли рододендрона и свежих насаждений; то тут, то там их скрывают ветви древних раскидистых гигантов.
Временами за деревьями пробежит олень, рыжей молнией в ветвях мелькнет белка. Тетерева здесь редкие гости, зато для певчих птиц лес — просто раздолье, белые же луни прилетают только на зиму. В конце весны распускаются рододендроны, и тогда аллеи словно превращаются в воздушно-розовые пути среди нежно-зеленой дымки молодых раскрывающихся листьев, и лес наполняется соловьиными трелями. В марте, хотя лес еще голый и темный, в нем уже ощущается пробуждение жизни, и кажется, что от земли исходит свечение, излучаемое имбирно-золотистыми буковыми стволами. Их кора как бы испускает серебристый свет. Но по ночам в лесу темно и тихо, он хранит спокойствие, которое не может нарушить ничто.