Бестолочь

В «Таверне трех братьев» он поискал глазами Билла либо Джоэла — ему хотелось с кем-нибудь выпить. Никого из знакомых не было. Он помахал рукой бармену Бену и принялся искать в телефонной книге Манхаттана номер Элли Брайс. Там значились Эллен Брайс и Элспет Брайс. Адрес Элспет показался ему более обещающим, он набрал ее номер. Телефонистка сообщила, что абонент сменил номер, и дала новый — в Леннерте, на Лонг-Айленде.

Трубку взяла Элли. Она сказала, что переехала только сегодня.

— Что вы сейчас делаете? — спросил он. — Успели пообедать?

— Я и думать об обеде забыла. До четырех часов пробыла в школе, а здесь рабочие свалили все в кучу посреди комнаты. Вы уж простите, но мне не удастся выбраться с вами пообедать.

Тем не менее голос у нее был такой радостный, что Уолтер улыбнулся.

— Может, я вам помогу? — сказал он. — Разрешите подъехать, я тут недалеко.

— Что ж, если беспорядок вас не пугает.

— Какой адрес?

— Бруклинская улица, дом сто восемьдесят семь. Звонок под фамилией Мейс. М-е-й-с.

Он нажал кнопку под фамилией Мейс. Когда зуммер возвестил, что вход открыт, он толкнул дверь и поднялся по лестнице, прыгая через ступеньку, прижимая одной рукой к телу, как футбольный мяч, бутылку шампанского. В другой руке он нес пакет с закусками.

Элли ждала его в дверях на втором этаже.

— Здравствуйте, — произнесла она, — и добро пожаловать.

Уолтер остановился перед ней, нервно переминаясь, и протянул бумажный пакет:

— Я принес сандвичи.

— Большое спасибо! Входите, вот только боюсь, сесть тут негде.

Он вошел. Квартира представляла собой одну большую комнату с двумя окнами на улицу и холлом в глубине, из которого вели двери на кухню и в ванную. Его взгляду открылся хаос чемоданов и картонных коробок, среди которых лежали два футляра для скрипки, один потертый, другой новый на вид. Он проследовал за Элли на кухню.

— И вот еще, — он вручил ей бутылку. — Оно теплое, нынче в винном магазинчике в Бенедикте отказал холодильник.

— Шампанское? Это в честь чего же?

— В честь новой квартиры.

Она держала бутылку так, словно была ценительницей шампанского. Замену ведерку они так и не нашли; тогда Элли вытащила из какой-то коробки большое махровое полотенце и завернула бутылку, обложив льдом из двух ванночек.

— Выпьете виски, пока оно охлаждается? — спросила она.

— С удовольствием.

— А к виски — сандвич? Вы принесли столько вкусного. Сандвичи с индюшатиной, а это что?

— Трюфели.

— Трюфели, — повторила она.

— Вам нравятся?

— Я их обожаю.

Из стопки переложенных газетами тарелок она извлекла несколько штук. На ней были туфли-мокасины, блузка и юбка — и совсем не было косметики.

— Я так рада, что вы приехали. Терпеть не могу собирать или разбирать вещи на трезвую голову, а пить одной скучно.

— Я помогу вам и пить и разбирать. Хотите, начнем прямо с вещей?

— Я хочу пока что про них забыть.

Она протянула ему тарелку, он взял сандвич. Они отнесли выпивку и тарелки в комнату и, поскольку стола не было, поставили тарелки на пол.

Элли поглядела на сваленные в стопу ноты.

— Вам нравится Скарлатти?

— Да. В исполнении на рояле. У меня…

— Вот и хорошо, я играю его на скрипке.

Уолтер едва заметно улыбнулся. Он переложил чемоданы на пол, и они сели на тахту. У него возникло чувство, что он бывал здесь не однажды и через несколько минут, осушив стаканы, они займутся любовью, как занимались уже много раз. Тем временем Элли рассказывала про свою нью-йоркскую приятельницу по имени Ирма Гартнер; Ирме, говорила Элли, будет без нее тяжело, потому что она каждые две недели меняла для нее в библиотеке ноты. Ирма Гартнер — калека, ей около шестидесяти пяти лет, она играет на скрипке.

— И все еще здорово играет, — сказала Элли. — Не будь она женщиной, наверняка смогла бы найти место в каком-нибудь струнном оркестре, который выступает в ресторане или другом заведении, но кто станет подписывать контракт с женщиной, да еще в таком возрасте? Плохо, правда?

Уолтер попытался представить себе Клару, которая настолько о ком-то печется, что навещает его (или ее) из жалости или дружбы; попытка не удалась. Плечи Элли под белой блузкой казались такими нежными, что ему безумно захотелось ее обнять. А если попробовать? Она либо отзовется, либо нет. Либо отзовется, либо останется совсем равнодушной, и он ее больше не увидит. Уолтер решил: если нельзя обнять ее за плечи, на кой черт ему продолжать себя мучить, встречаясь с нею? Рука его сперва легла на спинку тахты, а оттуда соскользнула ей на плечи. Она искоса на него посмотрела и припала к нему головой. Желание, наподобие виноградной лозы, опутало его тело. Они одновременно повернули головы и поцеловались. Поцелуй был долгим, но вдруг она высвободилась из его объятий, встала, прошла на середину комнаты. Там она обернулась и поглядела на него с широкой неуверенной улыбкой:

— И чем же все это должно закончиться?

Он было пошел к ней, но вид у нее был слегка испуганный, а может, встревоженный, поэтому он остановился.