Бестолочь

Уолтер вернулся к машине и с минуту постоял, ощущая, как страх переходит в бесплодный гнев. Может, все они опять собра­лись в редакции ньюаркской «Сан». Может, туда ему и следует отправиться, чтобы выступить с заявлением в свою защиту. Впро­чем, они его, вероятно, даже не напечатают, подумал Уолтер. Ему больше нет веры. Понадобится поддержка Корби — этот за­мечательный честный молодой работник полицейского сыска дол­жен подтвердить каждое его слово. Он развернулся и поехал назад в участок.

Уолтеру сказали, что Корби здесь, но сейчас занят.

— Передайте, что с ним хочет встретиться Уолтер Стакхаус.

Сержант полиции внимательно на него посмотрел, открыл дверь в коридор и спустился по ступенькам. Уолтер пошел следом. Они миновали еще один коридор и остановились перед дверью. Сержант громко постучал.

— Что такое? — послышался из-за двери приглушенный голос Корби.

— Уолтер Стакхаус! — гаркнул сержант.

Звякнула задвижка. Корби распахнул дверь.

— Привет! Я так и знал, что вы сегодня приедете! — сказал он с улыбкой.

Уолтер вошел, не вынимая рук из карманов пальто, и заметил, что Корби смотрел на них так, словно Уолтер держал там револь­вер. Но тут Уолтер встал как вкопанный: на стуле с прямой спинкой перед ним сидел Киммель, извернувшись, будто от боли, всем своим огромным телом. Киммель глядел на него, как на совершен­но незнакомого человека, а на лице у Киммеля был написан лишь слепой, ничем не прикрытый ужас.

— Сегодня у нас день признаний, добродушно изрек Кор­би.— Тони уже признался, Киммель идет вторым, а затем и ваша очередь.

Уолтер ничего не сказал. Он посмотрел на испуганного темно­волосого юношу, который сидел на другом стуле с прямой спин­кой. Холодную белую комнату с облицованными кафелем стен­ками заливал ослепительный свет. Огромное лицо Киммеля было мокрым то ли от слез, то ли от пота. Воротничок рубашки у него был разорван, галстук приспущен.

— Хотите присесть, Стакхаус? Садитесь на стол, больше не­куда.

Уолтер заметил, что дверь закрыта изнутри на массивный засов, какими запирают — тоже изнутри — холодильные камеры, в которых работают мясники.

— Я пришел вас спросить, что будет дальше. Я хочу играть в открытую. Я готов в любую минуту предстать перед судом, но не намерен мириться с потоками лжи ни от вас, ни от кого дру­гого...

— Вы все ускорите, Стакхаус, стоит вам только сознаться в своем деянии! — прервал Корби.

Уолтер окинул взглядом его самодовольную позу, его хмурое малюсенькое личико — демагог-недомерок под надежной защитой своего звания. Внезапно Уолтер вцепился Корби в предплечье одной рукой, развернул его и попробовал заехать ему в челюсть кулаком другой, но Корби успел перехватить удар и дернул Уолтера на себя. Уолтер поскользнулся на кафеле и упал бы, не удержи его Корби, который не выпускал его запястья из своей хватки.

— Киммель убедился, что меня нельзя трогать, мистер Стак­хаус. Вам тоже не мешало бы в этом убедиться.

На худых щеках Корби выступил румянец. Он передернул плечами, поправляя одежду, затем снял пальто и бросил на стол.

— Я спросил вас, что будет дальше,— произнес Уолтер.— Или вы готовите мне сюрприз? За кого вы себя принимаете, что скармливаете газетам вранье?

— Ни в одной газете нет ни слова лжи. Есть всего лишь одна возможная неправильность, которая везде фигурирует как непод­твержденный факт, в силу чего и может оказаться неверной.

Удобное словечко, подумал Уолтер,— ^неправильность». Он наблюдал, как Корби, худой и самонадеянный, ходит и ходит вокруг сидящего Киммеля, словно Киммель — попавший в за­падню, но еще живой слон. Голова и лицо у Киммеля были по­крыты потом, хотя в комнате было очень холодно. Уолтер заметил, что Киммель вздрагивает всякий раз, как Корби оказывается перед ним, и внезапно понял, почему Киммель выглядит таким безобразным и голым: он был без очков. Должно быть, Корби задал ему жару, подумал Уолтер, вероятно, работал над ним всю ночь. И это после того, как Киммель так славно потрудился в ре­дакциях! Уолтер еще крепче сжал в карманах кулаки. После каждого обхода вокруг стула Корби бросал на Уолтера взгляд. Затем он неожиданно произнес:

— C вами, Стакхаус, я попробовал сдержанный метод, он не сработал.

— Что это значит — «сдержанный»?

— Не стал сообщать газетчикам все, что мог бы сообщить. Я хотел, чтобы вы сами поняли, насколько глупо утаивать то, про что вы сами знаете, что это правда. Метод не сработал. При­дется прибегнуть к давлению. Сегодняшние газеты — это только начало. У меня безграничные возможности давить на вас!

Корби стоял, расставив ноги, и мрачно смотрел на Уолтера. Одно веко у него подергивалось, что еще усиливало исходящее от него впечатление пьяной сосредоточенности.

— И над вами есть начальство,— сказал Уолтер.— Мне, ви­димо, следует поговорить с капитаном Ройером.

Корби еще сильнее нахмурился.

— Капитан Ройер поддерживает меня целиком и полностью. Он полностью удовлетворен моей работой, и его начальство тоже. За пять недель я сделал то, с чем ньюаркская полиция не могла справиться за два месяца по свежим следам убийства!