Одолев ступеньки, Уолтер выбежал в главный холл. У него дрожали колени. Он спустился по наружной лестнице и немного постоял, вцепившись в холодный чугунный шар, которым кончались перила. Его мучило ощущение, будто он задыхается, будто тело его сковал паралич. Это напоминало дурной сон, ощущение полнейшей беспомощности при развязке в таком сне. Там, в подвале, царило безумие, а он над ним посмеялся. Он вспомнил, с каким выражением Киммель слушал этот смех, ужаснулся, оттолкнулся от перил и пошел восвояси.
—- Мои слова, похоже, никак до тебя не доходят,— сказала Элли.— Если бы ты ее убил, это я еще как-то могла бы понять, может быть, даже простить. Понять такое я способна. Но чего я не могу простить, так это ложь.
Они сидели на переднем сиденье в ее машине. Уолтер посмотрел ей в глаза. Твердый взгляд. Спокойный и ясный, почти такой же, какой он много раз видел раньше, почти такой же, каким она всегда на него глядела. Однако — почти.
— Ты сказала, что не поверила россказням Киммеля,— заметил Уолтер.
— Разумеется, я не верю, будто ты приходил к нему обсуждать убийство. Но ты сам признался, что приходил.
— Всего два раза,— уточнил Уолтер.— Если бы только ты могла осознать, Элли, что это — цепочка обстоятельств, случайностей. Что все это могло бы произойти, а я бы тем не менее остался невиновным...
Он ожидал: сейчас она начнет уверять, что считает его неповинным в убийстве. Но она ничего не сказала и только продолжала неподвижно сидеть, не сводя с него настороженного взгляда.
— Не может быть, чтобы ты считала меня убийцей, Элли! — вырвалось у него.
— Я бы предпочла промолчать.
— На этот вопрос ты должна ответить!
— Позволь мне хотя бы самой решать,— возразила она.— Я бы предпочла промолчать.
Уолтер еще подивился, как невозмутимо звучал в трубке ее голос,— он позвонил ей утром,— с какой готовностью она согласилась с ним встретиться. Теперь он понял, что вчера, прочитав газеты, она сразу определила свое отношение и линию поведения.
— Я пытаюсь сказать, что, вероятно, могла бы примириться со всем этим, если б ты только не врал. Мне это не нравится, и сам ты мне больше не нравишься.
В руках у нее был кожаный футляр для ключей, она все время оглаживала его большим пальцем, словно ей не терпелось уйти.
— Едва ли тебя это сильно расстроит. Ты и так не строил в отношении нас никаких планов, а брачных — и подавно.
Уолтер вдруг подумал: и эту последнюю ночь она тоже ставит мне в строку, последнюю ночь в ее квартире. Ту самую ночь, когда он собирался рассказать ей о том, что Киммель выступит в газетах с разоблачением. Теперь Уолтер спрашивал самого себя: не для того ли он в ту ночь не сказал ей и занялся с нею любовью, чтобы сейчас она повела себя именно так и он ее потерял? Он понимал, что до сих пор даже для себя не решил, жениться ему на ней или нет. В то же время он с щемящей грустью вспомнил душевный подъем, испытанный им после их первой ночи, когда его, вопреки всем препятствиям, охватила уверенность, что в конце концов они будут вместе, потому что любят друг друга. Он вспомнил, как верил, что любит ее,— в ту ночь, когда не мог с нею встретиться и звонил из «Трех братьев». Он вспомнил, как гордился ею за то, что она почти полностью отвечает его заветному идеалу — такая верная, умная, добрая и, в отличие от Клары, просто-напросто здоровая. Теперь ему казалось, что он неправильно разыграл все свои карты и, что еще хуже, сделал это сознательно. Или что во всем этом сказалась и все себе подчинила злая, разрушительная воля Клары, пережившая даже ее смерть.
— Думаю, мы видимся в последний раз,— сказала Элли спокойно, так же спокойно и бесповоротно, как скальпель хирурга погружается в сердце.— Я переезжаю на той неделе, найду себе новую квартиру где-нибудь на Лонг-Айленде, только не в Лен- нерте. В старой я жить не хочу.
Уолтер забарабанил пальцами о приборный щиток.
— Ты сказала, что не веришь Киммелю. Это правда?
— Разве это имеет значение?
— Но это единственное, что вчера случилось. Единственное, что изменило картину.
— Нет, не единственное, об этом я и твержу. Ты признаешь, что виделся с ним в начале октября, значит, ты мне врал.
— Но я сейчас говорю о другом. Я спросил, склонна ли ты верить Киммелю — про Клару — после всего, что я рассказал тебе о Ким меле.
— Да,— тихо произнесла она, не отводя глаз.— Могу также добавить, что в какой-то степени я подозревала тебя с самого начала.
Уолтер уставился на нее как громом пораженный. Он увидел, что выражение ее лица изменилось: на нем стал проступать страх. Казалось, она боится, что в ответ он ее ударит.
— Ладно,— процедил он сквозь зубы.— Мне теперь все равно. Тебе это понятно?
Она не ответила, только посмотрела на него. Могло показаться, что в самых уголках ее напряженного полного рта затаилась улыбка.
— Хочу, чтобы это дошло и до тебя, и до всех остальных,— продолжал Уолтер.— Я сыт по горло! Мне теперь все равно, кто что думает. Тебе понятно?
Она кивнула и сказала:
- Да.