— Если никто нс видит правды, у меня ист сил объяснять. Тебе понятно? — Он открыл дверцу и стал выбираться из машины, но оглянулся: — По-моему, этот... эта наша последняя встреча прошла безупречно. Она прекрасно вписывается в общую картину!
Он захлопнул дверцу и направился через улицу к своей машине. Его шатало словно пьяного.
На службе все прошло гладко, удивительно гладко. Уолтер всего лишь вошел в кабинет Джорджа Мартинсона (это был один из тех дней, когда Уилли Кросс не появлялся на работе, о чем Уолтер пожалел) и заявил, что уходит, а Мартинсон в двух словах дал согласие. При этом он взглянул на Уолтера так, будто не верит собственным глазам, что тот еще разгуливает на свободе.
Такими же взглядами встретили его и все остальные сослуживцы, даже Питер Злотников. В лучшем случае бормотнули под нос «привет» и тем ограничились. У всех был такой вид, будто они только и ждут, чтобы кто-то другой проявил инициативу, набросился на него, задержал или тут же упек за решетку. Джоун и та казалась испуганной, не решилась сказать ему ни единого теплого слова. Но Уолтеру было все равно. Нечто — то ли охватившее его безразличие, настоящее и всеобъемлющее, то ли физическая усталость, притупившая чувства на манер алкоголя — словно одело его в доспехи, которые защищали от всех и вся.
Когда он освобождал ящики стола и собирал книги, в кабинет вошел Дик Дженсен. Уолтер разогнулся. Подбородок Дика задумчиво покоился на воротничке, утреннее солнце весело играло на золотой монетке-брелке, которая украшала его цепочку для часов и свешивалась из жилетного кармашка.
— Не нужно ничего объяснять,— начал Уолтер.— Все в порядке.
— Куда ты уходишь? — спросил Дик.
— На Сорок четвертую улицу.
— Открываешь бюро в одиночку?
— Да.
Уолтер снова принялся разбирать ящик.
— Уолт, ты, надеюсь, понимаешь, почему я не могу быть твоим партнером? Мне нужно жену содержать.
— Понимаю,— ответил Уолтер ровным голосом. Он выпрямился и вытащил бумажник: — Да, чтобы не забыть — хочу вернуть тебе твой пай за аренду. Вот чек па двести двадцать пять долларов.— Он положил чек на край стола.
— Я возьму его с тем условием, что ты заберешь «Coprus Juris»[11]
,— сказал Дик.— Но он же твой.
— Мы собирались им вместе пользоваться.
«Corpus Juris» находился у Дика дома и составлял часть его личной библиотеки.
— Придет день — он тебе самому понадобится,— возразил Уолтер.
— Это еще не скоро. И вообще я хочу, чтобы он перешел к тебе, а также сборники решений суда штата. К тому времени, как я открою свое бюро, они давно устареют.
— Спасибо, Дик,— сказал Уолтер.
— Я прочитал твое объявление о бюро в утренней газете.
Уолтер еще не видел объявления. То было коротенькое оповещение, которое он дерзко дал в субботу утром, прежде чем поехал в Ньюарк.
— Я специально не упомянул наших имен,— заметил Уолтер.— Твоего имени. В повторном объявлении на этой неделе будет фигурировать одно мое имя.
Дик заморгал своими большими нежно-карими глазами. Он явно был поражен.
— Я хотел сказать, Уолт, что восхищаюсь твоим мужеством.
Уолтер мучительно ждал, чтобы Дик сказал что-нибудь еще, но тот, судя по всему, не собирался. Под взглядом Уолтера он взял чек и сложил его.
— Я с удовольствием как-нибудь заеду и сам заберу книги. Вечерком, когда тебе будет удобно. C сегодняшнего дня я буду жить в Манхаттане. А книги, скажем так, ты даешь мне в пользование, пока они тебе самому не понадобятся.
— Не беспокойся, я их сам заброшу как-нибудь в рабочее время,— возразил Дик.— Доставлю прямо в бюро.
C этими словами он двинулся к двери. Уолтер совершенно непроизвольно дернулся следом. Хотя Дик отказался от договоренности и не захотел сказать, что он думает, Уолтер не мог допустить, чтобы четыре года приятельства так просто закончились.
— Дик,— произнес он.
Дик обернулся:
- Да?
— Мне хотелось тебя спросить... Ты считаешь меня виновным? И поэтому?..
Дик нахмурился, облизал губы.
— Hy я... Ей-богу, Уолтер, я просто не знаю, что и думать. Откровенно говоря...
Дик посмотрел ему в глаза, смущенно, но твердо, словно закончил фразу именно теми словами, которых Уолтер только и мог ожидать — от него и от любого другого.
И Уолтер понял: так оно и есть, он не имеет права упрекать Дика, потому что Дик не мог ответить иначе. Но, глядя Дику в глаза, он почувствовал: то, что оставалось от их веры друг в друга, от их верности и обоюдных надежд, вдруг провалилось неизвестно куда, а на месте всего этого обнаружилась отвратительная щемящая пустота.
— Ты ведь не сдашься, будешь бороться? — спросил Дик.— Чем это кончится?
— Я не виновен! — сказал Уолтер.
— Но тогда... тогда ты, может, хотя бы выступишь с заявлением?.
— Неужели мне нужно
— Согласен,— ответил Дик.— Ты исходишь из верного постулата, но все же...
— Неужели ты думаешь, что будь я виновен, то стоял бы сейчас перед тобой? У них даже нет достаточных оснований, чтобы предъявить мне обвинение.
— Но многие вроде меня...