Бесценный хабар

Привычно проворачиваю запор через щель калитки. Почему привычно? Да потому, что всё здесь сделано моими руками. Я жил в этом доме. Так записано на второй странице первого уголовного дела. Над головой, в сцепившихся кронах беспокойно скребутся ветви берёз. Изъеденный ржавчиной водосток старательно, на манер решета, звучно просеивает воду с шиферной крыши. Заунывно скрипят несмазанными петлями входные двери. Запустение жилища поубавило радости, медленно окуривая разум дымкой тоски. Вхожу во двор, сдираю пласты грязи, облепившие подошвы о забитый специально для этих целей изогнутый уголок. Сняв автомат с предохранителя, поднимаюсь на порог. Из проёма тянет затхлостью и печной сажей. Осторожно крадусь по коридору, под ногами чуть слышно шуршит листва. Несколько шагов, и я в гостиной. Замираю посреди комнаты, оглядываюсь. Пусто. Отчаянье сковало душу. Позабыв обо всём на свете, лихорадочно мечусь по дому, заглядываю во все щели, разгребаю руками мусор…

Кроме остова железной кровати в спальне, газовой плиты на кухне и кучи битого стекла посреди кладовки нет ничего, что напомнило бы о прошлой жизни. Медленно сползаю по стене напротив печки. Глухо приземляется отброшенный автомат. Слёзы заливают глаза. Беззвучный крик вырывается наружу, постепенно перерастая в звериный вой. Грудь распирает от боли, будто через трещину в сердце вырвались на свободу адские черви, грызущие и щекочущие остатки души.

— Дёрнешься — завалю! — внезапно донеслось со стороны окна. Поворачиваю голову, сквозь мутную пелену различаю в проёме силуэт с оружием, направленным на меня. Тут же в комнату вваливаются трое в брезентовых плащах. Первый сходу подбирает мой автомат и, тыча в лицо стволом дробовика, восклицает:

— Тю! Та у нас тут сопли! Глянь, Север! Последний из «гостей» отодвинул остряка с ружьём, опустился передо мной на корточки и устало выдавил:

— Здорово, Туман… В сенях послышался грохот, затем тирада отборных матюгов: кто-то споткнулся на пороге. За эти секунды я немного навёл резкость и встретился взглядом с помощником Санитара, чья бригада «держала» западную часть Рыжего леса.

— А мы тут помочь тебе решили, — прищурился Север, — думаем: не пристало старому урке тяжести таскать… Молчавший до этого здоровяк с «Печенегом» презрительно всхрапнул на манер представителей лошадиной породы.

— Где хабар-то? — густые брови вора сошлись на переносице.

— Нету, — выдавил я еле слышно. Лицо Севера разгладилось, в серых глазах блеснули злые искорки:

— То есть, ты хочешь сказать, что заначку с рыжьём, о котором мы столько наслышаны, кто-то закрысил? Молчу. В голове пролетают мысли, как бы быстрее умереть, без мучений. Хотя, наверное, с этими зверьми так просто не распрощаешься. Разве что попробовать «лимонку» достать? Не прорежет…

— Послушай, фраер, — Север поднялся и достал сигареты, — если ты думаешь, что меня просто так можно кинуть, то ты — конченый чмошник, в натуре. Я ж тее каждую косточку переломаю, медленно, по одной. Щёлкнула зажигалка, сквозняк крутанул облачко дыма и вытянул в дождь через окно. Ветер заметно притих, отчего снаружи стало спокойней, тише, уютней. Весело журчали ручьи с желобов, им вразнобой подпевали одиночные струйки и капли. Всё это разноголосое сопровождение непогоды навевало успокаивающее чувство домашнего очага. Ещё бы печку затопить, да рамы остеклить…

— Может ему яйца в двери защемить? — блеснул смекалкой да фиксатой улыбкой прыщ с ружьём. Север зажмурил правый глаз, дабы дым не попал, и властно гаркнул:

— Обшмонайте его! Не успеваю даже дёрнуться, как мощный рывок за грудки ставит меня на ноги. Это пулемётчик играючи поработал одной рукой. Наши лица чуть ли не соприкасаются. Холодный взгляд убийцы прожигает насквозь.