Бесценный мальчик

Витька оказался в музыкальной школе в пять лет случайно: на детском утреннике его громкий бархатистый голос услышала директор музыкалки, она пришла любоваться внучкой-снежинкой и немедленно потребовала от ошалевшей Кати привести это чудо на прослушивание. На прослушивании комиссия заставила Витьку стучать, повторять за ними звуки, спеть любимую песенку; долго мяли его ладошку и постановили, что Витькины руки и уши созданы для скрипки. Родители и не возражали, скрипка не фортепиано, много места не занимает. А места у Вороновых становилось все меньше, в комнате заводского общежития они ютились вчетвером. Так что новость о своей беременности Катя мужу сообщила ночью и шепотом, горько расплакалась в Колино плечо, а Коля погладил волну черных кудрей и твердо решил жену на аборт не гонять.

Весь день он пробегал с бумагами, и вечером они всей семьей пошли смотреть большую двухкомнатную квартиру, на которую Николай Воронов взял кредит в банке. Переехали быстро, отец своими руками смастерил дочери и сыну кровати и шкафы и двухместную кроватку для новых членов семьи. Дома он бывал теперь только ночью, пришлось на заводе взять вторую ставку, чтобы оплачивать кредит. После появления близняшек Витька повзрослел быстро, отец работал в две смены и брался за любые шабашки, мама крутилась вокруг младенцев, требующих внимания; Виктор уводил и забирал сестру из детского сада, сам грел обед, сам делал уроки и бегал на занятия в музыкальную школу.

Так же привычно они брели с Машей в зимних сумерках к знакомому дому, когда во дворе встретила их толпа. В коляске надрывались сестры, а мамы не было, ее увезла «Скорая» с воющей мигалкой. От матери остались только свежие алые пятна крови на белоснежном сугробе; заезжий лихач заскользил на обледенелой дороге вдоль двора и наехал на Катю, которая вышла на прогулку с коляской. Ни номеров, ни примет машины никто рассмотреть не успел. Все произошло за несколько секунд, завизжали шины, взлетела белая снежная пыльца и разрушились несколько человеческих жизней.

Катя лежала в больнице полгода, никаких надежд врачи не давали, ни вставать сама, ни ходить не сможет, хорошо, что живая осталась. За это время Витька стал главой семьи, он как заботливая мать готовил и убирал, качал младенцев, проверял у Маши уроки. Отец приходил пьяный, молча ложился спать в своей комнате, а однажды не пришел, не явился ни через сутки, ни через неделю. Заявление от Витьки в отделении полиции не приняли, участковый только вытащил несколько сотен и стыдливо сунул мальчику в карман. Через полгода те мятые сотни мальчишка будет вспоминать как огромные деньги и мечтать накупить на них конфет для сестер.

Потому что на семью обрушилась бедность — мать получала крохотную пенсию, отец по документам имелся, и государство ничего не было должно четверым Вороновым, а банк подал в суд на выселение их из квартиры.

Будь ситуация иной, может, и смогли бы они как-то побороться за свои права. Все-таки дети — мал мала меньше. Но тут… кому по инстанциям таскаться? Матери-инвалидке? Или ребятишкам?

На остатки денег после продажи квартиры они купили кособокий домик на соседней улице, за забором насадили картошки, капусты, даже хлипкую яблоньку, которую принес откуда-то Витька. Семья постепенно выбиралась из черной полосы, и вечерами на кухне с кривым побеленным потолком журчал смех близнецов, гудел Машин серьезный голосок и звенел мамин гитарный аккомпанемент.

Витька в таких посиделках не принимал участия, занятия по скрипке он тоже забросил, в школу ходил набегами; о чем говорить с наивными одноклассниками или учителями, думающими только об оценках.

Он думал не о таких вещах, сутками в его голове крутился вопрос: где взять денег, много денег? Красть он попробовал, но быстро понял, что много так не добудешь, а много — это миллион. И на заводе или в автомастерской миллион этот не заработаешь. Так что опыты с мелкими кражами он быстро прекратил и стал брать подработку дворником, официантом, уборщиком в тех местах, где собирались темные криминальные слои общества.

«Так что искать его надо там, куда нормальные люди стараются нос не совать. На рынке у цыган, у вокзала у нищих поспрашивай. Они там все его знают — Витьку Воронова. Эх, вырастет пацан, чую, столько дел наворотит, уж больно голова у него варит», — вздохнул участковый и пошевелил усами от горестных мыслей о своем будущем.

После общения с дядь Борей я никак не могла определиться. Мне нужно было мчаться на поиски Воронова, а Максим требовал еды и вечерней слежки за Женевьевой. Даже не знаю, какое на меня нашло затмение, наверное, так хотелось побыстрее броситься общаться с цыганами и попрошайками, что я позвала Максима на ужин к нам домой.