Темная фигура одним прыжком перемахнула через невысокий забор и дальше двинулась по тропинке из дощечек к лестнице. По ней паренек взобрался на чердак приземистого домишки с покосившейся крышей. Я решила не идти по стучащим деревянным плашкам, а перелезла через забор со стороны огорода, мягкая влажная земля поглощала звуки шагов. Внутри меня вдруг щелкнуло озарение — это же дом Вороновых. Вот калитка, из-за которой на меня косилась суровая Маша, вот лужа, в которой с наслаждением возились близняшки. А вот и неуловимый братец Витька Воронов на чердаке дома.
По приставной лестнице я взлетела в несколько секунд, нельзя было давать сопернику опомниться. Виктор сидел спиной ко входу, сзади одной рукой я передавила ему горло, а второй зажала рот и зашептала в ухо:
— Дернешься, закричишь, разбудишь мать и сестер, тебя в полицию, их — в детдом. Ты мне расскажешь все, что знаешь, и я тебя отпущу. Сейчас убираю руку, и ты начинаешь говорить. Если понял, кивни.
Воронов дернул головой, и я опустила одну руку. Витька сидел ко мне спиной, я держала его шею в жестком удушающем захвате, так что возможности убежать у него не оставалось. Перед мальчиком на продавленном старом матрасе лежали стопки денег, тех самых, что оставила на лодочной станции Елена Генриховна. Немного ослабив захват, я дала Воронову возможность говорить.
Парень молчал.
— Ну, говори. Где Адам Бланк? — пихнула я его коленом в спину.
— Я не знаю, где ваш пацан.
— Ты звонил Елене Бланк с угрозами?
— Нет. То есть звонил.
Я сжала руку на горле сильнее:
— Не теряй мое время. Мне нужен мальчик, а не деньги. Будешь хорошо себя вести, и для тебя все закончится хорошо. Ты же хочешь позаботиться о сестрах и матери, значит, сейчас лучше все рассказать.
— Пустите. Я не убегу. И все расскажу. — Виктор пришел в себя от шока, его голос стал ровным. Я разжала руку, мальчик потер горло, повернулся ко мне:
— Деньги не отдам, хоть убивайте. Я уже матери врача подыскал, обещали, что ходить сможет. Завтра за операцию платить.
— Хорошо. Мне не нужны деньги. Где мальчик?
Витька аккуратно сложил пачки в мешок, тщательно запрятал под матрас и только тогда заговорил:
— Это все она начала, Женевьева. Я ходил к ней на занятия на скрипку, она восхищалась, говорила, у меня впереди великое будущее. Я как на крыльях летел на эти уроки, даже когда авария с мамой случилась. Все равно ходил, только там можно было отключиться, передохнуть. Это как в пустыне найти воду, пить ее, такую вкусную и холодную. Мы же соседи с ней, жили на втором этаже, а она на первом. Потом, когда у нас квартиру отняли, она помогала. Еду нам приносила. Но все пришлось продать, скрипку тоже. Времени не было у меня больше ни на что, только на работу. Четыре рта дома, все есть хотят и ждут меня каждый вечер.
Мальчик замолчал, в свете редких звезд мне было видно его взгляд — взрослый пронзительный взгляд на детском лице. Воронов был невысокий, но с широкими плечами, и если бы не мягкие черты лица, по-детски еще округлые, то ему можно было дать лет двадцать. Он достал сигареты и закурил, вытащил из-под матраса тетрадный листок, сложенный вчетверо; в голосе его зазвенел лед:
— Женевьева мне денег дала, за мой голос. Дала бумажку вот эту, сказала, это роль для прослушивания. Что она договорилась о пробах на радио, озвучивать спектакли и все такое, обещала, что мне заплатят. Записала на диктофон, как я говорю. Знала, что я не откажусь, что мне деньги нужны. Я потом ее во дворе дождался, она только лапками своими махнула, что не получилось мне роль выбить.
А я ей не поверил насчет роли и спектакля. Я в таких местах бывал, где никто никому не верит. И я никому не верю, даже ей. Точно дело нечистое было, почитайте — на бумажке угрозы всякие написаны и про деньги речь шла. Я забрался к Женевьеве на балкон и подслушал, как она звонит и включает запись. Сразу понял, что она не просто так это все затеяла.
Ну я в квартиру залез, пока она на кухне была, и все номера списал оттуда. Потом сам позвонил и потребовал денег. А вы согласились, привезли просто так этот миллион. Даже не думал, что так все легко будет. Я деньги не отдам, серьезно говорю, убить меня придется, чтобы забрать их.
Но меня интересовали не деньги:
— А телефон у одноклассницы украл? У Кати Ларионовой?
— Взаймы взял, мне нужно было. Если бы у Женевьевы украл, она заподозрила бы.
— Ты знаешь, где Адам Бланк?
— Не знаю я, где ваш пацан. Вот матерью клянусь, не знаю.
— А за что сейчас с Женевьевы деньги требовал?
— За молчание. Хороший понт дороже денег. Я давно понял, что она воду мутит. Звонки эти поддельные с моим голосом и угрозами. Куда-то ездит с баулами огромными.
— Так это ты следил за нами на вокзале?
— Я. Давно за ней наблюдаю, она два раза в неделю с огромной сумкой набитой куда-то ездит на электричке, а обратно пустая. Дачи у нее нет, руки после травмы нельзя напрягать. Вот решил — напугаю, вдруг тоже денег на пустом месте отвалит. Как с вами.
— А вчера, почему вчера за деньгами не пришел? В гараже сто тысяч тебе приготовили.