Бесцветный

Вот что делал апартеид: он убеждал каждую группу, что она не может быть принятой в клуб исключительно из-за другой расы. По существу, в дверях стоял вышибала и говорил тебе: «Мы не можем вас впустить из-за вашего друга Даррена и его ужасных ботинок». Так что вы смотрели на Даррена и говорили: «Пошел вон, черный Даррен. Ты тянешь меня назад». Потом, когда Даррен «поднимался», вышибала говорил: «Нет, препятствие на самом деле – это твой друг Сизве и его спутанные волосы». Так что Даррен говорил: «Пошел вон, Сизве». И теперь каждый ненавидел другого. Но правда заключалась в том, что ни одного из вас все равно никогда не впустили бы в клуб.

Цветным приходилось нелегко. Представьте: вам промывали мозги, чтобы вы поверили, что ваша кровь испорчена. Вы тратили все свое время на ассимиляцию и стремление к белизне. Потом, только вы подумали, что приближаетесь к финишной черте, какой-то чертов парень по имени Нельсон Мандела подходит и дает стране подзатыльник. Теперь финишная черта находится позади, там, где была стартовая, а эталоном является черный. Черный – главный. Черный красивый. Черный влиятельный.

Веками цветным говорили: черные – обезьяны. Не прыгайте по деревьям, как они. Научитесь ходить прямо, как белый человек. И вдруг, неожиданно, это оказывается «Планетой обезьян», и обезьяны получают преимущество.

Западно-Капская провинция – регион, окружающий расположенный на побережье Кейптаун, – обладает самой большой популяцией цветных в ЮАР. В 1994 году, когда наступила демократия и черные, цветные и индийцы получили право голоса, Западно-Капская провинция была единственным регионом, где число голосов за Национальную партию превысило число отданных Нельсону Манделе и Африканскому национальному конгрессу. Цветные проголосовали за то, чтобы создатели апартеида остались у власти.

Так что можно себе представить, насколько странным это было для меня. Я был мулатом, но не цветным – цветным по цвету лица, но не по культуре. Я выглядел цветным, но мое самосознание не было связано с ними ни генетически, ни как-либо по-другому. Из-за этого на меня смотрели как на цветного, который не хотел быть цветным.

В Иден-Парке я встречал цветных двух типов. Некоторые цветные ненавидели меня из-за моей черноты. Мои волосы были вьющимися, и я гордился своей прической. Я знал африканские языки и любил говорить на них. Цветные слышали, как я говорил на коса или зулу, и говорили: «Wat is jy? ’n Boesman?» («Ты что, бушмен?»). Почему ты пытаешься быть черным? Почему ты говоришь на этом прищелкивающем языке? Посмотри на свою светлую кожу. Ты почти здесь, и ты отказываешься от этого.

Все, что надо было сделать, – отказаться от своего народа, отказаться от своей истории и бросить своих друзей и семью с более темной кожей.

Другие цветные ненавидели меня из-за моей белизны. Хотя я считал себя черным, у меня был белый отец. Я ходил в английскую частную школу. Я научился общаться с белыми людьми в церкви. Я мог идеально говорить на английском и редко говорил на африкаанс, языке, на котором вроде бы говорили цветные. Поэтому цветные думали, что я считаю себя лучше них. Они высмеивали мой акцент, будто бы я их передразнивал. «Dink jy, jy is grênd?» («Ты думаешь, ты первоклассный») – чванный, как сказали бы люди в Америке.

Даже когда я думал, что нравлюсь, это было не так. В какой-то год я получил абсолютно новый велосипед во время летних каникул. Мы с моим кузеном Млунгиси нарезали круги по кварталу. Я ехал по нашей улице, когда на дорогу выскочила симпатичная цветная девочка и остановила меня. Она улыбнулась и дружелюбно помахала мне.

– Привет, – сказала она, – можно покататься на твоем велосипеде?

Я был совершенно шокирован. Ого, у меня появился друг. Так я подумал.

– Да, конечно, – ответил я.

Я слез с велосипеда, она села на него и проехала метров десять. На улицу выбежал какой-то другой ребенок, она остановилась и слезла, а он вскочил на велосипед и уехал. Я был так счастлив, что девочка говорила со мной, что не совсем понял, что они украли мой велосипед. Я побежал домой, улыбаясь и подпрыгивая. Кузен спросил, где мой велосипед. Я сказал.

– Тревор, тебя обокрали, – сказал он. – Почему ты не погнался за ними?

– Я думал, что они хорошие. Я думал, что у меня появился друг.

Млунгиси был старше, он был моим защитником. Он побежал, нашел этих детей и через полчаса вернулся с моим велосипедом.

Случалось много подобных вещей. Меня все время травили. Самым худшим был, наверное, случай у тутового дерева.