Бесцветный

Я был вместе с этими людьми очень непродолжительное время, но в тот момент я увидел разницу между камерой предварительного заключения и тюрьмой. Я увидел разницу между преступниками и людьми, совершившими преступления. Я увидел суровость на лицах людей. Я вспомнил, каким наивным был всего несколько часов назад, думая, что тюремное заключение – это не так уж плохо, и я сумею это вынести. Теперь я по-настоящему боялся того, что со мной может произойти.

Когда я вошел в конвойное помещение, я был юношей с гладкой кожей и свежим лицом. В то время у меня были буйные кудри, и единственным способом с ними справиться было собрать их сзади в «конский хвост», что действительно выглядело по-девчачьи. Я был похож на Максвелла. Охранники закрыли за мной дверь, и отвратительный старик выкрикнул позади меня на зулу: «Ha, ha, ha. Hhe madoda! Angikaze ngibone indoda enhle kangaka! Si-zoba nobusuku obuhle manje!» («Ха-ха-ха. Черт побери, парни. Я никогда раньше не видел такого красивого мужчину. Сегодня у нас будет отличная ночь!»)

Это напоминает сценку в баре из «Звездных войн», где зависают все плохие парни и охотники за головами со всей Вселенной – мерзкий людской муравейник из подлецов и мерзавцев. Только здесь не было музыки и не было Хана Соло.

Че-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ерт!..

Когда я вошел, прямо рядом со мной был молодой человек, совершенно слетевший с катушек, разговаривавший сам с собой, выплакавший глаза. Он посмотрел на меня, встретился со мной глазами и, как я догадываюсь, подумал, что я выгляжу как родственная душа, с которой он может поговорить. Он подошел ко мне и начал плакаться на то, как его арестовали и бросили в камеру, как гангстеры украли его одежду и обувь, насиловали его и били каждый день. Он не был каким-то головорезом. Он был образованным, с хорошей речью. Он ждал год, пока его дело будет рассмотрено, он хотел покончить жизнь самоубийством. Этот парень нагнал на меня страх.

Я оглядел конвойное помещение. Там, вполне вероятно, была сотня парней, все они разбрелись и сбились в четкие и безошибочно определенные группы по расам: куча черных в одном углу, цветные – в другом, пара индийцев в стороне и несколько белых ребят у одной стены. Те парни, что были вместе со мной в полицейском фургоне, в ту самую секунду, как мы вошли, инстинктивно, автоматически подошли к группам, которым принадлежали. Я застыл.

Я не знал, куда идти.

Я посмотрел на угол с цветными. Увидел самую знаменитую, самую жестокую тюремную банду в ЮАР. Я выглядел, как они, но я не был, как они. Здесь я не мог переметнуться, изображая фальшивого гангстера, они бы обнаружили, что я обманщик. Нет, нет, нет. Эта игра окончена, друзья. Последнее, что мне было нужно, – настроенные против меня цветные гангстеры.

А что, если я пойду в угол с черными? Я знаю, что я черный, и я считаю себя черным, но внешне я не черный. Так что поймут ли эти ребята, почему я подошел к ним? И не вляпаюсь ли я в какое-нибудь дерьмо, пойдя туда? Ведь если человек, который кажется цветным, пойдет в угол к черным, это может разозлить цветных гангстеров даже больше, чем если черный пойдет в угол к цветным, не являясь цветным. Ведь именно это происходило со мной всю мою жизнь. Цветные видели, как я провожу время с черными, и конфликтовали со мной, хотели со мной драться. Я представил, как из-за меня в конвойном помещении начнется расовая война.

– Эй! Почему ты прохлаждаешься с черными?

– Потому что я черный.

– Нет, ты не черный. Ты цветной.

– Ах, да. Я знаю, как это выглядит, дружище, но дай объясню. На самом деле это смешная история. Мой отец белый, а мама черная, а раса – это социальная концепция, так что…

Это бы не сработало. Не здесь.

Все это за секунду, на лету пронеслось в моей голове. Я делал безумные расчеты, глядя на людей, осматривая комнату, оценивая варианты. Если я пойду сюда, тогда будет это. Если я пойду туда, тогда будет то. Вся моя жизнь пронеслась перед глазами: игровая площадка в школе, магазины spaza в Соуэто, улицы Иден-Парка. Каждый раз и в каждом месте мне всегда приходилось быть хамелеоном, лавирующим между группами, объясняющим, кто я такой. Это было как в кафетерии в старшей школе.

Только сейчас это был «кафетерий в старшей школе» в аду, потому что, если я выбрал бы не тот столик, меня могли избить, заколоть или изнасиловать. Еще никогда в своей жизни я не был так испуган. Но все же надо было выбирать. Даже если у меня и не было выбора. Так как расизм существует, вы должны выбрать, на какой вы стороне. Вы можете сказать, что не выбираете, на какой вы стороне, но на самом деле жизнь заставит вас делать выбор.