Бестужев-Рюмин. Великий канцлер России

Бестужев сделал ставку на партию «добрых патриотов», которая позже станет называть себя партией «колпаков». «Колпаки», в отличие от их противников «шляп», стремившихся к реваншу за поражение Швеции в Северной войне, желали мирного развития страны и добрососедства с восточным соседом. В инструкции, данной Бестужеву царём-абсолютистом, содержался пункт о необходимости поддержки в Швеции конституционной формы правления — условие, специально оговоренное в Ништадтском мирном трактате. Как докладывал Михаил Петрович царю, «пока нынешняя форма правления существует, нималого опасения со стороны шведской не будет», потому что Швеция «настоящая Польша стала», имея в виду под «Польшей» порядок, согласно которому власть шведского короля была сильно ограничена риксдагом (парламентом).

Поощряя «польские порядки» в Швеции, русский посланник стал предлагать шведам в качестве наследника трона голштинского герцога Карла Фридриха, тогда ещё наречённого жениха дочери Петра Анны (шведская королевская пара король Фредерик I и королева Ульрика Элеонора были бездетными). Он докладывал Петру, что для успешного решения этого вопроса нужны большие деньги для подкупа членов риксдага. Сначала ему удалось добиться решения вопросов с титулованием царя Петра и герцога Карла Фридриха, а потом, в 1724 году, и подписания так называемого Стокгольмского союзного договора. После этого Пётр наградил посланника званием действительного камергера, наделил его полномочиями чрезвычайного посланника и увеличил жалованье до 5000 рублей в год.

Конечно, Стокгольмский союзный договор был слабым воплощением идеи Петра о превращении шведского противника в надёжного союзника. Ещё в 1718 году, во время переговоров со шведами на Аландских островах, Петру стало ясно, что Европа просто так не смирится с победой России в Северной войне и примет свои меры. Поэтому Пётр заранее хотел заручиться надёжным союзником. Но искреннего союза между бывшими противниками не получилось. Швеция стремилась к союзу то с Англией, то с Францией, то с Пруссией или Турцией, и Стокгольмский союзный договор был для России лишь слабым поводком на шее Швеции, готовым в любую минуту порваться.

Михаил Петрович, выполняя указания Петра, внешне действовал в согласии с голштинским посланником в Петербурге Хеннингом Фридрихом Бассевичем (1680–1748), фактически являвшимся министром русского кабинета, и его зятем, голштинским министром в Стокгольме Райхелем, а подспудно выступал против активизации голштинской партии в Швеции. Так что личные отношения с Райхелем и Бассевичем у Бестужева стали портиться, и голштинцы, чувствуя, что Бестужев не был искренно заинтересован в их деле, всеми силами стремились удалить Бестужева из Швеции.

Пока был жив Пётр, голштинцы сидели смирно, но после кончины императора руки у них развязались. На приёме у шведского дипломата Райхель затеял с Бестужевым ссору и вызвал его на дуэль. Присутствовавшие при ссоре шведы с трудом помирили их, и вскоре Бестужев выехал в Петербург, где он должен был присутствовать на переговорах со шведскими эмиссарами, а после переговоров вернуться в Швецию. Но вмешался Бассевич и вместе с Меншиковым уговорил Екатерину I Бестужева в Стокгольм не возвращать.

Курляндец Бирон погубил карьеру Бестужева-Рюмина-отца, а голштинец Бассевич попытался «задвинуть» его сына Михаила, но, к счастью, это ему не удалось. Слишком мало у российского кабинета было способных министров и умных дипломатов, и Михаилу Петровичу сразу нашли применение во всё ещё горячем курляндском деле.

В Стокгольме к Михаилу Петровичу приходила жена Войнаровского, племянника Мазепы, и предложила ему 10 тысяч ефимков, если он будет ходатайствовать перед Петром I об освобождении мужа, сосланного в Сибирь. Бестужев, как пишет Бантыш-Каменский, просьбу отринул.

Отозванный в результате происков голштинцев из Швеции, чрезвычайный посланник М.П. Бестужев-Рюмин в мае 1726 года отправился в Варшаву «хлопотать» в пользу зарвавшегося в своих непомерных амбициях светлейшего князя А.Д. Меншикова. Там ему пришлось взаимодействовать вместе с полномочным министром П.И. Ягужинским (1683–1736), уже прибывшим на польский сейм в Гродно с задачей не допустить утверждения Морица Саксонского курляндским герцогом. Двадцатью годами ранее польскому сейму, этому шумному, вольному и неспособному к решениям институту, по поручению Карла XII «выкручивал» руки шведский генерал Арвид Хорн, добиваясь признания Станислава Лещинского королём Польши. Теперь времена изменились, и с сеймом стали «разбираться» русские дипломаты.