Бестужев-Рюмин. Великий канцлер России

Между тем Мориц Саксонский (1696–1750) был уже избран курляндским дворянством и как жених очень нравился курляндской вдове Анне Иоанновне, но он никак не устраивал Меншикова, потому что светлейший сам возжелал стать курляндским герцогом. Абсурдность и несообразность всей затеи выяснилась для русских посланников в первые же дни работы сейма, и Петербург был вынужден просить М.П. Бестужева-Рюмина и П.И. Ягужинского предложить в качестве кандидатов в курляндские герцоги других претендентов. Это метание из стороны в сторону ещё более подорвало позицию русских эмиссаров в Гродно. Ягужинский, главный ответственный в этом неблагодарном предприятии, нервничал, справедливо раздражался позицией Петербурга и стал вести дело из рук вон плохо и безответственно. Бестужев, выступая на вторых ролях, мог жаловаться на создавшееся положение только сестрице Аграфене, княгине Волконской. Он писал ей, что напрасно ждал от Павла Ивановича проку — «человек этот совсем плох». Бестужева особенно возмущало положение, при котором наисекретнейшие дела его посольства поручили вести секретарю из местных поляков Голембовскому.

В апреле 1727 года «плохой» дипломат Ягужинский, наконец, уехал, и польские дела полностью сосредоточились в руках Михаила Петровича. В это время умерла Екатерина I, и на престол взошёл Пётр П. Молодой царь, несмотря на опалу отца, утвердил М.П. Бестужева в звании чрезвычайного посланника при польском дворе. Курляндское дело «теплилось» ещё некоторое время, а потом всё кончилось тем, что Курляндию оккупировали русские войска, и Анна Иоанновна вместе с новым любовником Эрнстом Иоганном Бироном стала управлять герцогством де-факто.

Дальнейшая деятельность Михаила Петровича в Польше ознаменовалась его активной работой в защиту прав православного населения Польши — белорусов. «…Я настаиваю, чтоб православным дано было удовлетворение, — писал он в Петербург Анне Иоанновне, — но ничего из этого не выходит, потому что римское духовенство имеет здесь большую силу… Поэтому я считаю нужным, чтобы ваше величество прислали об этом грамоту к королю и Речи Посполитой, чтоб мне при подаче грамоты можно было делать более сильные представления…»

Хотя его представления правительству Польши редко достигали успеха, зато сами угнетённые белорусы увидели в нём своего покровителя и с его помощью обращались в Петербург за разрешением всяких недоразумений по делам своей православной епархии. Для утверждения русского кандидата на пост белорусского епископа в 1727 году в Польшу направили специального посланника князя С.Г. Долгорукого[14] (? —1739), так что в Варшаве оказалось сразу два русских посланника — ещё одна несуразность дипломатии клана Долгоруких, окружившего юного и несмышлёного Петра II.

В это время русскую дипломатию сильно озаботило сближение Пруссии с Саксонией и усиление в Европе прусского влияния. М.П. Бестужев проработал в Варшаве ещё три года и в 1730 году по указу Анны Иоанновны был отправлен, наконец, в Берлин на смену князю С.Д. Голицыну[15], а на место Михаила Петровича был назначен действительный камергер Карл Густав Левенвольде. В декабре Михаил Петрович разменялся с прусскими министрами ратификационными грамотами, возобновлявшими союзный договор России с Пруссией.

М.П. Бестужев быстро приобрёл в Берлине и славу, и почёт: ему удалось примирить короля Фридриха Вильгельма со своим сыном, кронпринцем Фридрихом, будущим Фридрихом Великим. (Кронпринц осмелился пуститься в путешествие без разрешения отца и выбрать себе невесту не совсем голубых кровей, за что был предан военному суду и заключён в крепость.) Казалось, Бестужевы попали наконец в круг «знатных» персон, которым могли поручаться важные дела. Новая царица была вынуждена вспомнить о «худородных» Бестужевых-Рюминых, возвышенных Петром I за образование и даровитость. Ведь Анна Иоанновна позиционировала себя теперь как продолжательница дела своего великого дядюшки.

Но не тут-то было. Словно чёртик из шляпы фокусника снова выпрыгнул Ягужинский! Едва успел Бестужев вручить свои верительные грамоты местному двору, как Анна Иоанновна, ввиду важности «обращаемых 6 Европе дел», решила прислать посланником в Берлин «знатную персону». П.И. Ягужинский прибыл в Берлин в конце 1731 года, а М.П. Бестужев был снова переведен в Стокгольм. Впрочем, возвращение в шведскую столицу вряд ли можно было рассматривать как своеобразное понижение — скорее наоборот. Швеция по-прежнему доставляла российской дипломатии головную боль и находилась в центре её внимания. Мы ещё вернёмся к старшему брату, а теперь пора познакомиться наконец с нашим главным героем.

МЛАДШИЙ БРАТ