Бесы 2.0. А цари-то ненастоящие!

— Вы немножко форсируете события. С должности первого секретаря Московского горкома его сняли в ноябре 1987 года и лишь в феврале 88-го вывели из состава Политбюро. Черный от горя Ельцин лежал в больнице, а потом ему предложили стать первым заместителем председателя Госстроя СССР, оставив при этом членом ЦК.

— Почетная ссылка?

— Ну, что-то вроде того, но когда его вывели из Политбюро, он, естественно, перестал быть охраняемым лицом, то есть формально мы расстались. К нам, помню, приехал Плеханов и приказал: «Сдайте оружие. Пока все по домам, а потом мы вас вызовем».

В этот период у нас остались чисто внеслужебные отношения: позвонить, в гости прийти… Никто еще никого не возил — я вернулся на службу, попросился дежурным. Меня очень устраивал график работы: сутки через трое, потому что я обожал свое Простоквашино (деревня Молоково в 90 километрах от Москвы, родина матери Коржакова и где он сейчас живет. — Авт.). Дома вообще мало бывал: на трое суток сбегал сюда и полностью отключался от дел. С Ельциным, между тем, мы продолжали общаться. Он приезжал ко мне в гости, когда выходные у нас совпадали (а их у меня при таком графике хватало), я бывал на его госдаче в Успенском…

1 февраля 1988 года у Ельцина был очередной день рождения — вот мы с напарником Виктором Суздалевым (несколько лет назад он погиб — разбился по дороге на дачу) и поехали его поздравить. Кроме подарков и цветов, взяли с собой вина и закуски. Все было душевно: помощник Бориса Николаевича Лева Суханов играл на гитаре, мы пели. И загуляли в Госстрое до утра. Естественно, кабинеты «бунтаря» прослушивали, а мы дифирамбы ему пели. Какие? Нет, мы не думали, что когда-нибудь он поднимется, — наоборот, говорили, чтобы держался и не переживал, потому как жизнь продолжается и не так уже все плохо. Его же не в лагерь отправили, не в лефортовскую тюрьму…

— Вас после этого вызвали?

— Через несколько дней спокойненько попросили.

— В смысле, уволили?

— Ну, разумеется! Конечно, для меня это была трагедия: с 68-го в органах — 20 лет! — и делать больше ничего не умел. К тому же я был всегда в числе первых — что называется, ходил в отличниках, и вдруг ни с того ни с сего… Мне и в голову не приходило, что за такое можно слететь с работы. Мы же не с врагом народа общались, и когда меня переубеждали, я говорил: «Ребята, он — член ЦК, министр, почему с ним нельзя посидеть по-мужски? Идите куда подальше, не буду вас слушать».

После увольнения стало проще — устроился в кооператив, и мы стали встречаться еще чаще. Так продолжалось до осени, когда его якобы с моста сбросили. Тогда-то и было принято решение о том, что надо Ельцина охранять, а раз охранять, то, естественно, и возить. Видите, сколько всего случилось…

— Я хорошо помню, как с трибуны Съезда народных депутатов СССР прозвучало, что враги сбросили Ельцина с моста, совершив, так сказать, покушение. Но годы спустя люди, тоже входившие в ЦК, уверяли меня, что на самом деле все обстояло не так. Ельцин, дескать, поехал к своей зазнобе, которая работала поварихой на одной из успенских госдач, бросил в окошко ей камешек, но вышла к нему не она, а мужчина, который как раз у нее был. Завязалась якобы драка, а кончилось дело тем, что озверевший мужик бросил некстати объявившегося соперника в лужу, что Борис Николаевич и представил всем как падение с моста. Что же произошло в действительности?

— К сожалению или счастью, никто, кроме Ельцина, пролить на эту историю свет не мог. Что-то докладывал Бакатин, который был тогда министром внутренних дел и занимался этим вопросом, но он тоже мямлил, мямлил… Ни одна версия фактами не подтверждалась. Да, костюм был мокрым и грязным, может, к нему прилипли и водоросли, но никто не исследовал, откуда они: из лужи или из реки.

На следующее утро я приехал на то место, где, по словам Ельцина, его сбросили в воду, и увидел: там уцелеть при падении вряд ли можно, потому что высота моста — метров шесть, а река мелкая — глубина максимум около метра.

— С его-то ростом и весом!..