- Хорошо, шеф.
В молодости Руассе работал в уголовном розыске и сидел в одном кабинете с Жоржем Вавром, а тот нынче возглавляет департамент безопасности, которому положено наблюдать за чужими агентами на французской территории, группа из этого отдела и проявила столь пылкое усердие жарким воскресным днем в Булонском лесу... Руассе колебался, позвонить ли старому приятелю или дождаться, пока вернется домой шеф. Он безотчетно делал важный выбор, хотя и не мог знать, что от его решения самым существенным образом будут зависеть все последующие события. Заместитель префекта просто прикидывал, как будет лучше для дела. Пожалуй, надо подождать, - посмотреть эти документы, убедиться, что никто - и, главное, сам он, подняв из-за них шум, - не окажется в дураках. Он позвонил дежурному и велел срочно доставить бумаги к нему домой в Сен-Клу.
Разложив скромное достояние сбитого мотоциклиста на обеденном столе, он внимательно осмотрел все: от билетов на метро до подозрительного конверта, который был снова плотно заклеен скотчем. Сержант из шестого округа приложил записку, объяснив, что удостоверение личности оказалось фальшивым, что владелец его пока без сознания и неизвестно, придет ли в себя. Возле больницы дежурит полицейский. В прессе об этом инциденте упоминаться не должно. Тем двоим, в штатском, велено помалкивать.
Было около часу ночи, когда Руассе приступил к изучению документов. Целую четверть часа он потратил, чтобы их прочесть: он всегда чувствовал тяготение к такого рода делам. Листки представляли собой бланки министерства обороны. Руассе, склонный воспринимать жизнь масштабно, подумал, что оказался внезапно вовлеченным в события, которые вершат историю. И, конечно, не следует звонить начальству, то есть префекту, и выпускать дело из рук. Уж если тут светит слава, то будет только справедливо, если она достанется именно ему - за то, что сразу распознал важность находки, государственный аспект этого дела и безотлагательно связался с ДСТ. Ведь в последнее время что ни день, то беда. Бомбы взрываются все чаще, и ни у кого нет ни малейшей версии, заслуживающей внимания. Сегодняшний двойной взрыв, можно сказать, увенчал действия террористов. Государство бессильно? Есть ли что-нибудь, что можно противопоставить этому кровавому безумию, этим взрывам, которые сотрясают большинство европейских стран в последнее десятилетие? Да, есть! такой ответ подсказывала Руассе его склонность к мелодраме, к апокалипсическим видениям. Но префект не может встать на его точку зрения. Этот циничный и земной человек пренебрежительно пожмет плечами и примется толковать о "Красных бригадах", доложит министру внутренних дел, что полиции необходимы время, удача или еще что-нибудь. По мнению Руассе, префект слишком верил в возможности специального подразделения по борьбе со взрывами. Тут требовались действия в национальном масштабе, чтобы сознанием важности этого дела прониклись одновременно несколько тысяч сотрудников полиции по всей стране, пусть оставят пока в покое наркоманов и проституток, незаконно промышляющих на авеню Фош! Этот скромненький конверт - своего рода тоже бомба. А детонатор имеет имя, которое написано на нем заглавными буквами: Арман Сейнак. Главный редактор "Юманите" и член политбюро коммунистической партии. Руассе позволил себе пять минут поразмышлять над всем этим, набрал номер телефона Вавра и дождался, пока ответил сонный голос.
- Дорогой друг, простите, что разбудил. Это Руассе. Не буду терять времени. Посылаю к вам курьера с кое-какими вещицами, принадлежащими одному мотоциклисту, который сегодня вечером разбился и сейчас лежит без сознания в клинике Божон. Префекта дома не оказалось, так что я вышел прямо на вас.
- Спасибо, - проворчал Вавр. - Надеюсь, не зря разбудили. Но вам, разумеется, видней. - И повесил трубку.
У Баума пошаливала печень, и он знал причину. Обычно он ел то же, что и все, - и никаких неприятностей с этой стороны (как и все французы, он любые проблемы с несварением и прочие беспорядки такого рода приписывал печени). Вчера вечером жена подала ему на ужин всего-навсего равиоли в сухарях с салатом, сыр, немного фруктов, он запил это красным - тоже не так уж много выпил. С чего бы это печени разболеться? А вот ведь болит. Он ее чувствует. Решительно чувствует, и если вспомнить, то в боку ноет уже пару дней. Дело знакомое: он нервничает, а в такие дни печень выкидывает всякие штуки. У других людей, подумал он, все неприятности на уме, а у меня в печенках.
Он плеснул в стакан воды из стоявшего на столе графина и принял лекарство. "Бесполезно, - отметил он про себя. - Но без лекарств еще хуже". На коробочке описывались замечательные действия таблеток при несварении и изжоге. Таблетки, однако, ни разу ему не помогли, и он, глотая их, просто совершал некий ритуал. Это было маленькое суеверие, которое он себе позволял, и, может быть, единственное.