Бетховен. Биографический этюд

Добрый, старый друг. Эти строки, я думаю, вызовут твое удивление. Я часто вспоминаю тебя, хотя ты не имеешь тому письменных доказательств. Между моими рукописями уже давно лежит одна, предназначенная тебе; летом, наверное, получишь ее. Вот уже два-три года, как я прекратил тихую, спокойную жизнь и силой вовлечен был в светскую. До сих пор она не дала мне ничего хорошего; скорее – наоборот. Но кто же не подвергался влиянию внешних бурь? И все-таки я был бы счастлив, быть может, одним из счастливейших людей, если бы демон не поселился в моих ушах. Если бы я не прочел где-то, что человек не вправе добровольно расстаться с жизнью до тех пор, пока в состоянии еще творить добро, я уже давно покончил бы с собою. О, жизнь так прекрасна, но для меня она отравлена навсегда.

Ты не откажешь мне в дружеской просьбе: доставь мне метрическое свидетельство мое. Все расходы, которые с этим сопряжены, можешь немедленно получить от Стефана Брейнинга, который получит от меня. Если по-твоему необходимо для этого съездить из Кобленца в Бонн и дать себе труд поискать там, то поставь все расходы на мой счет. Следует обратить внимание именно на то обстоятельство, что еще раньше меня родился мой брат, уже умерший, который также назывался Людвигом, только с прибавкою – Мария. Для того, чтобы точно определить мой возраст, следует найти, прежде всего, сведения об этом брате, ибо мне известно, что из-за него произошла ошибка, по которой меня считают старше. К сожалению, некоторое время я жил, сам не зная, сколько мне лет. Была у меня памятная книжка с соответствующими сведениями, но затерялась, Бог весть каким образом. Итак, не сердись, если я по дружбе прошу тебя разыскать Людвига-Марию и нынешнего Людвига, явившегося после него. Чем скорее пришлешь мне метрическое свидетельство, тем более меня обяжешь. Рассказывали мне, что ты поешь в ваших франкмасонских ложах одну из моих песен, вероятно, в E-dur, которой у меня самого не имеется. Пришли мне ее; обещаю вознаградить тебя иным образом, втрое, вчетверо. Не забывай обо мне и относись благосклонно, хотя я, казалось бы, этого совершенно не заслуживаю.

Обними и поцелуй уважаемую супругу твою, детей твоих и все, что тебе мило, от имени друга твоего

Бетховена.

Вегелер, исполнивший немедленно просьбу Бетховена, напрасно ждал от последнего несколько строк благодарности; спустя лишь три месяца он получил от своего шурина, Стефана Брейнинга, письмо, в котором последний извещал, что Бетховен еженедельно собирался писать Вегелеру, но, видимо, обстоятельства изменились, предположения о браке не осуществились, и нечего больше думать о признательности за труды по доставке метрического свидетельства. Неожиданно для нашего композитора Тереза Мальфати была помолвлена и вскоре стала баронессой фон Дросдик.

В двух дальнейших записках Бетховена к Глейхенштейну нет ни слова о красавице Терезе; влюбленный музыкант, затаив в глубине сердца страдания отвергнутого поклонника, уступает место деловому человеку, выражающему заботы о друге своем Брейнинге и т. п. Затем, когда Глейхенштейн, женатый на сестре Терезы Мальфати, Анне-Матильде, покидает Вену, композитор наш дает ему рекомендательное письмо к Петру Винтеру, придворному капельмейстеру, автору модной тогда оперы «Прерванное жертвоприношение».

Милый, добрый Глейхенштейн. Не могу никак воздержаться и не выразить тебе беспокойства своего относительно лихорадочно нервного состояния Брейнинга; не могу не просить тебя в то же время, чтобы ты привязался к нему крепче, насколько это возможно, или, лучше, чтобы ты постарался притянуть его ближе к себе. Обстоятельства не позволяют мне исполнить вполне высокий долг дружбы. Поэтому прошу тебя, заклинаю тебя, во имя добрых благородных чувств, которыми ты, конечно, обладаешь, взять на себя эту заботу, преследующую меня. В особенности было бы хорошо, если бы ты постарался брать его почаще с собою и удерживал бы его (каким примером прилежания мог бы он служить тебе) от чрезмерных и, мне кажется, не всегда необходимых занятий. Не можешь поверить, в каком возбужденном состоянии я уже нашел его. Вчерашнюю досаду его ты знаешь. Все это последствия его ужасной раздражительности, которая убьет его, если он не будет предупреждать ее.

Итак, мой милый Глейхенштейн, возлагаю на тебя заботу об одном из моих лучших, испытаннейших друзей. Тем более что твои дела устанавливают некоторую связь между вами, и ты можешь упрочить эту связь, давая ему понять, как можно чаще, что ты заботишься о нем; что тебе легко тем более, что он к тебе хорошо расположен. Но твое благородное сердце, мне хорошо знакомое, не нуждается в указаниях. Постарайся же ради меня и ради твоего доброго Брейнинга. Обнимаю тебя от всего сердца.

Бетховен.