Бетховен. Биографический этюд

«Тогда я была молоденькой девицей, постоянно смеющейся и глупенькою, не способною понять значение великого человека, с которым меня познакомили, и присутствие которого нисколько меня не смущало.

– Умеете ли вы петь? – спросил он меня.

Я резко дала отрицательный ответ.

– Как! – воскликнул он удивленно, – вы не умеете петь, а меня заставили написать для вас две арии!

Я ответила, что училась только четыре месяца, но, заболев горлом, прекратила занятия.

– Вот и прелестно, – заметил он на венском диалекте.

Затем мы направились к фортепиано, он стал перелистывать кипу нот, которые остались мне от отца, и я распевала, как попугай. Просматривая их, он нашел известное рондо из оперы Цингарелли «Ромео и Джульетта».

– О! Вам знакомо оно? – спросил он, садясь за клавиши. Я без стеснения спела арию и пустилась в болтовню с ним. Взор его выражал большое удовольствие и, отечески лаская меня, он прибавил:

– Прелестно, дитя мое, – я теперь узнал то, что мне нужно.

Через три дня он пришел ко мне с двумя ариями и несколько раз пропел их сам, чтобы объяснить мне свои намерения. Я учила их с ним и в три урока достигла исполнения, удовлетворявшего автора.

– Прекрасно, – сказал он мне на прощание, – пойте арии так, как вы их пели мне, не слушайте посторонних замечаний, от кого бы они не исходили и не прибавляйте ни одной ноты к написанному мною».

После этого артистка встречала композитора лишь на репетициях; на одной из них кто-то посоветовал петь арии под аккомпанемент лишь гитары, тогда как Бетховен, ввиду неопытности певицы, сосредоточил главный интерес их в оркестровом сопровождении; непрошеному советчику пришлось за это выслушать грубую отповедь автора.

Вслед за сочинением «Эгмонта» в деятельности Бетховена вновь наступило довольно продолжительное затишье, слегка прерывавшееся созданием произведений, большинство которых поражает своей бледностью, шаблонностью и бессодержательностью, хотя автор посвящал много времени отделке и очень был озабочен изящным, безошибочным изданием их фирмой Брейткопф и Хертель.

Жил он в это время опять в доме Пасквалати, где занял квартиру еще зимой, что видно из записки к профессору Леб (Loeb), где указывается обычный еще в наше время за границей порядок расплаты, считая со дня Св. Михаила, 29 сентября, или со дня Св. Георгия, 23 апреля.

Г-ну профессору фон Леб.

Р. S. Так как барон Пасквалати сказал мне, что я могу вновь занять квартиру в его доме, в 4-ом этаже, то прошу мил. гос. считать меня своим жильцом: то есть, с ближайшего Георгия по 500 флоринов в год. Сегодня не успею, не то послал бы вам охотно задаток; поэтому сделаю это на днях.

Ваш преданнейший слуга Людвиг ван Бетховен. Вена 8 фев. 1810 г.

Однажды, сидя за роялем, автор наигрывал и напевал одну из своих новых мелодий, как вдруг чьи-то две руки хлопнули его по плечу; возмущенный такой дерзостью, он быстро повернулся к нежданному посетителю и готов был отпустить соответственную случаю брань, но слова замерли на его устах. Молодая, красивая незнакомка стояла перед ним, дружески улыбаясь, и, нагнувшись к его уху, тихо произнесла:

– Меня зовут Беттиной Брентано.

Образ красавицы и ее уже известное имя вызвали на лице композитора выражение глубокого счастья, высказать которого он не мог иначе, как предложив немедленно выслушать последнее свое произведение (ор. 75, № 1); с чувством, хотя грубо и слишком громко, запел он:

Ты знаешь ли край, где лимонные рощи цветут…

Беттина Брентано

Окончив романс, автор спросил свою гостью: нравится ли он ей? Молча кивнула головой взволнованная слушательница, что очень польстило композитору и вызвало повторение романса. Заметив, после второго исполнения, румянец на ее лице и лихорадочный блеск в глазах, Бетховен воскликнул:

– Ах, дитя мое, вы – артистка в душе, вы чувствуете, как они. Прекрасное трогает всех благородных людей и доводит их порой до слез; но истинный артист не плачет, энтузиазм воспламеняет его.

Затем композитор положил перед собой другую рукопись (ор. 83, № 1), тоже на слова Гете, и так же восторженно пропел:

Не высыхайте, слезы вечной любви…

Это первое свидание Бетховена с Беттиной завершилось посещением ее брата, Франца Брентано, женатого на дочери приятеля Бетховена, Мельхиора фон Биркенштока; большое общество, собравшееся здесь в тот день, было очень удивлено появлением Беттины под руку с великим композитором, избегавшим шумного общества. В прекрасном настроении провел Бетховен остаток дня у Брентано, стараясь все время быть с Беттиной.

Беттина (Елизавета) Брентано (1785–1859), впоследствии жена Иоахима фон Арним, была в дружбе с Гете, на которого ее красота действовала неотразимо; наш композитор, подружившись с ее братьями, Францем и поэтом Клементием, стал в близкие отношения к Беттине, что способствовало увлечению ей, вызвало затем нежные, страстные к ней письма и оставило в сердце его новую неизлечимую рану. Беттина, со своей стороны, вынесла из первой встречи с Бетховеном сильное впечатление, описанное ей в письме к веймарскому поэту-министру: