Бетховен. Биографический этюд

Никогда еще весна не была для меня так прекрасна, как в этом году; причиной тому знакомство с вами; говорю то, что чувствую. Вы, вероятно, сами заметили, что, находясь в обществе, я подобен рыбе на песке, которая все ворочается и не может убраться до тех пор, пока какая-нибудь великодушная Галатея не перенесет ее в пучину моря. Да, милейшая подруга, я, действительно, находился на суше. Ваше неожиданное появление застало меня в то время, когда уныние вполне овладело мною, но при одном вашем взгляде исчезло совершенно. Я понял, что вы появились из иного мира, а не здешнего, нелепого, не заслуживающего ни малейшего внимания. Я жалкий человек и жалуюсь на других! Вы, конечно, простите мне это; вы так добры, ваша душа светится в глазах ваших, и ум ваш отражается в вашем внимании; когда вы слушаете, то будто ласкаете вашего собеседника. Мой слух, к сожалению, представляет преграду к дружескому общению с окружающими. Впрочем, если бы я знал вас ближе, то, вероятно, в состоянии был бы понять этот крайне пугливый взгляд ваших глаз! Он так изумил меня, что я этого никогда не забуду. Милая подруга! дорогая моя… Искусство! Кто понимает его и с кем можно поговорить об этой великой богине… Как любы мне те несколько дней, когда мы вместе болтали или, еще более, переписывались. Я спрятал все эти маленькие записки, в которых находятся ваши остроумные, милые, дорогие ответы. Итак, я обязан своему скверному слуху тем, что лучшая часть этих беглых разговоров записана. Со времени вашего отъезда имел я много неприятностей, провел немало тех тягостных часов, когда исчезает способность к работе. После вашего отъезда, около трех часов бегал я по Шенбрунну и к Bastey, не встретив ни одного ангела, который бы так овладел мною, как ты, ангел… Простите, милая подруга, за такое отклонение в тоне: подобные интервалы мне необходимы для того, чтобы высказать все, что у меня на сердце. А Гете вы написали обо мне, не правда ли? Я готов спрятать голову свою в мешок, чтобы ничего не слышать и ничего не видеть из всего, что происходит в мире, ибо тебя, милый ангел, больше не встречу! Но письмо я все же получу от вас. Живу надеждой; ведь ею живет полмира; она была спутницей всей моей жизни; иначе что стало бы со мною! При сем присылаю собственноручно мною написанный романс как воспоминание о той минуте, когда я познакомился с вами. Посылаю также и то, что мною сочинено с тех пор, как я простился с тобой, мое сердце, моя дорогая!

О сердце, сердце, что с тобою,
Что властно так тебя гнетет?
Пред жизни новою зарею
Мой ум тебя не узнает…

Да, милая подруга, отвечайте мне на это; напишите мне, что означает перемена в отношениях ваших ко мне с тех пор, как сердце мое сделалось таким мятежным? Пишите вашему преданному другу

Бетховену.

В следующем году Бетховен пишет ей вновь; пораженный вестью о ее предстоящем браке он шлет ей лучшие пожелания, благодарит за память, о чем он узнал из письма Беттины к Тоне (жене Франца Брентано, Антонии, урожденной Биркеншток); тут же, цитируя Жанну д’Арк, жалуется он на свое нынешнее положение и предлагает вспомнить стихотворение Шиллера «Реки», где река Шпрее говорит:

«Некогда Рамлер дал мне язык, а материю – Цезарь; я похвалялась тогда, но зато ныне молчу».

Вена, 10-го фев. 1811 г.

Любезная, милая подруга!

Я получил уже два письма от вас и вижу из письма вашего к Тоне, что вы постоянно меня вспоминаете и притом с чрезвычайным участием. Ваше первое письмо носил я при себе все лето и часто находил в нем свое спасение. Хотя я и не пишу вам часто и вы от меня ничего не получаете, но мысленно 1000, 1000 раз пишу вам тысячу писем; если бы даже вы сами не описали, то я мог бы представить себе, каково вам в Берлине, среди мировой пошлости, рассуждения, бездарной болтовни об искусстве!!! Лучшее изображение этого находится в стихотворении Шиллера «Реки», где Шпрее говорит… Вы выходите замуж, милая подруга, или же это уже свершилось; и я не мог еще раз видеть вас до этого. Да стекутся к вам и супругу вашему все блага, которыми украшается супружество!