Простите, милостивый г., что я еще не принес вам письма, адресованного в Париж. Заваленный теперь различными делами, я вынужден был откладывать составление этого письма со дня на день; завтра, однако, получите его, если бы мне даже не удалось лично посетить вас. Хочу вас убедительно просить еще относительно другого дела: не можете ли похлопотать об одном несчастном бедняке, а именно о Г. Штолле, сыне знаменитого врача. Иные любят только болтать о том, как люди попадают в беду по своей или чужой вине; на это, однако, ни вы, ни я не способны. Для нас довольно того, что Штолль несчастлив и полагает облегчить свое положение в Париже, где в прошлом году он познакомился с важными лицами, которые могут ходатайствовать о назначении его профессором в Вестфалию. Поэтому Штолль говорил с каким-то г. фон Нейманом, состоящим при государственной канцелярии, насчет поездки в Париж с отправляющимся туда курьером, но курьер требовал за это с него 25 луидоров. Теперь, спрашиваю я вас, мой друг, не пожелали бы вы поговорить с этим г. фон Нейманом, дабы один из курьеров взял с собою Штолля бесплатно или, по крайней мере, за весьма незначительную плату. Сообщая вам об этом, я убежден, что если ничто не помешает вам, то охотно позаботитесь о бедном Штолле. Сегодня опять отправляюсь в деревню; надеюсь, однако, иметь счастье в скорости провести с вами хоть один час. А пока прощайте и примите уверение в уважении
Вашего покорнейшего слуги Людвига ван Бетховена.
Милостивый государь!
Я без вины виноват в том, что вам надоедали, к вам приставали. Я поручил только удостовериться в справедливости распространившегося слуха, будто вы написали для меня оперный текст. Я вам весьма благодарен за то, что вы любезно прислали мне ваше прекрасное стихотворение. Этим вы убедили меня в том, что находите достойным посвятить мне ваше вдохновение. Надеюсь, ваше здоровье скоро поправится: мне тоже нехорошо, чувствую улучшение только среди деревенской жизни, к которой спешу теперь перейти; надеюсь также видеть вас тогда у себя, чтобы поговорить о делах. Сейчас не могу отправиться к вам, так как отчасти слишком завален работой, отчасти же, как уже упомянул, по болезни; поэтому не могу описать вам своего великого удовольствия столь выразительно, как это высказал бы на словах. Горжусь этим обстоятельством много более чем всеми своими прошлыми успехами.
С величайшим почтением преданный вам Бетховен.
Не более удачно было намерение композитора написать оперу на текст известного драматурга Коцебу (1761–1819), два произведения которого («Развалины Афин» и «Король Стефан») были уже положены им на музыку.
К поэту Августу фон Коцебу.
Вена, 28 января 1812 года.
Многоуважаемый, высокочтимый,
Милостивый государь!
Сочиняя музыку к вашему драматическому про– и эпилогу для венгерцев, я не мог удержаться от сильнейшего желания обладать одной из опер, созданных вашим бесподобным драматическим гением, какого бы содержания она ни была – романтического, вполне серьезного, героического, комического или сентиментального, словом, вполне по вашему усмотрению; я же принял бы ее с удовольствием; я предпочел бы, конечно, величественное содержание из истории и преимущественно из древней, например, из времен Аттилы и т. п.; впрочем, приму с благодарностью все, что пришлете, каков бы ни был сюжет, созданный вашим поэтическим гением и могущий быть переложенным мною на музыку.
Теодор Кернер, приехавший в Вену в августе 1811 г., познакомился с Бетховеном у князя Лобковича и вскоре сошелся с композитором в выборе сюжета; будучи одновременно талантливым поэтом и музыкантом, Кернер быстро постиг потребности Бетховена и предложил обработать, под названием «Возвращение Одиссея», часть излюбленной последним поэмы. Тем не менее композитор все еще не считал вопроса решенным, все еще откладывал работу и писал поэту:
Апрель 1812 года.
М. Г. Так как с некоторых пор я постоянно болею и непрерывно занят, то не мог сообщить своего мнения относительно оперного вашего текста. С удовольствием пользуюсь случаем, чтобы уведомить о своем желании побеседовать с вами. Если можете оказать мне честь своим посещением послезавтра до полудня, то бесконечно обрадуете меня, и мы вместе поговорим о вашей опере, а также относительно другой, текст которой я желал бы получить от вас. При встрече вы убедитесь в том, что причиною моего молчания отнюдь не был недостаток уважения к вашему дарованию.
Преданный вам Людвиг ван Бетховен.
Вновь начинаются у Бетховена с либреттистом бесконечные беседы относительно подробностей будущей оперы и, видимо, ведут к благополучному исходу, но и тут возникает неожиданное препятствие: полагая, что меч его нужнее родине, чем вдохновенное перо, поэт-патриот спешит на поле сражения и погибает в битве под Люценом.
Так судьба настойчиво отвлекала Бетховена от оперы, как бы принуждая его работать над инструментальной музыкой, которой вполне соответствовало его дарование, и в которой он создал бесподобные, образцовые произведения искусства.