Бетховен. Биографический этюд

Ежедневно порывался я писать это письмо к вам, вам, вам; только два слова нужны были мне на прощание, но не получил я ни одного доброго слова; графиня пожимает мне женственно руку, за что мысленно целую ее руки, но поэт остается нем. Про Амалию знаю по крайней мере, что она любит. Ежедневно упрекаю себя, что не познакомился с вами раньше в Теплице. Это ужасно – познать добро так близко и сейчас же потерять его. Ничего нет тягостнее, как разбирать свои собственные пороки. Спешу сообщить вам, что останусь здесь, вероятно, до конца этого месяца; напишите мне, как долго проживете в Дрездене. Охотно сделал бы я прыжок в столицу Саксонии; в тот же день, когда вы уехали отсюда, получил я письмо от моего милостивого висбаденского эрцгерцога, что он недолго останется в Моравии, и предоставляет мне самому поехать или нет, я нашел более выгодным допустить толкование этого соответственно моим намерениям и желаниям, а потому остаюсь еще здесь в этих стенах, где так тяжко согрешил против вас и себя; если вы продолжаете называть это грехом, то утешаюсь тем, что я настоящий, а не какой-нибудь жалкий грешник. Сегодня мой сожитель по комнате исчез, не могу гордиться им, но все же по вечерам и к обеду он бывал необходим, так как я избегаю одиночества в те часы, когда животная природа человека воспринимает физическую пищу, чтобы превратить ее в духовную. Будьте счастливы, настолько счастливы, насколько это возможно несчастному человечеству, шлю графине весьма нежное, но почтительное рукопожатие, Амалии огненный поцелуй, когда нас никто не видит, мы же оба обнимемся, как мужчины, которые должны друг друга уважать и любить; жду хотя бы одного сердечного слова, на то я человек.

Бетховен.

К Элизе фон дер Рекке и Тидге в Дрезден.

Вена, 11 октября 1811 г.

При всем моем благочестии ваше благочестивое приглашение на Церковную музыку Наумана получил я слишком поздно и принужден остаться грешником, который так долго откладывал, так поздно собрался и потом принужден был опять отложить. Небо управляет судьбою человеческих и бесчеловечных существ, и оно приведет меня к желанному, если не теперь, то когда-нибудь, в чем я рассчитываю на вас, уважаемая, благородная подруга.

Ваши стихотворения я прочел и нашел в них отражение ваших чувств и вашего внутреннего мира; вскоре получите одно из них с моими жалкими гармониями. Прощайте, не забывайте меня, очень прошу вас, благородная подруга,

ваш друг Бетховен.

Своим дружеским приветом, дорогой мой Тидге, ты предупредил мое желание, да будет так, наше совместное пребывание было хотя так кратко, но мы сошлись так быстро и так близко узнали друг друга, как мне было больно расстаться с тобою и с другими, письмо ваше получил я в субботу вечером, в понедельник нужно было отправить пакет нот, я был вне себя от досады и принужден сказать, как Алкивиад, увы! человек безволен, а тут еще, лишившись счастья быть с вами, узнал, что из-за усачей венгерцев вся эта история затянулась и только через месяц публика вкусит этот коцебуйско-бетховенский продукт, все огорчает меня, к тому же эрцгерцог не хочет сразу стать попом, поэтому все мне здесь теперь кажется в ином виде, нежели прежде, вот что называется – человек предполагает.

Успех музыки к «Эгмонту» вызвал вновь стремление писать оперу. Приехавший весной из Берлина в Вену барон Дриберг был известен как либреттист, поэт, ученый, эстетик и дилетант-композитор; познакомившись с Бетховеном, он пожелал знать мнение великого артиста о плодах его вдохновения, на что получил такой ответ:

Барону Дрибергу.

Я с удовольствием пересмотрю, любезный Д., ваши композиции, и если вы полагаете, что я в состоянии сказать вам кое-что о них, то от души готов сделать это.

Ваш преданнейший слуга Бетховен.

Французские книги принесу вам через несколько дней. У Трейчке имеются уже les ruines.

Барон Дриберг рекомендовал ему мелодраму «Развалины Вавилона» и несколько французских сюжетов; композитор, видимо, очень доволен этим и пишет своему приятелю, драматургу и либреттисту, режиссеру и энтомологу, Георгу Фридриху Трейчке (1776–1842):

Прочли ли вы, многоуважаемый Трейчке, книгу, и могу ли я надеяться, что вы решитесь обработать содержание ее. Отвечайте, пожалуйста; мне самому невозможно прийти к вам. В случае, если вы уже прочли книгу, прошу вас возвратить ее для того, чтобы я также мог ее прочесть, прежде чем начнете ее перерабатывать. Прошу вас сделать это как можно скорее, если только желаете, чтобы я на крыльях вашей поэзии вознесся в высшие сферы.

Ваш покорнейший слуга Людвиг ван Бетховен.

В то же время Бетховен ведет уже переговоры с дирекцией королевских театров и вновь обращается к Трейчке.

3 июля 1811 г. Любезный Трейчке.