Бетховен. Биографический этюд

Тысячу благодарностей, дружок, за твой нектар. И как мне благодарить тебя за то, что ты хочешь ехать со мной? В моем сердце найдешь ты отзвук этого. Чтобы избавить тебя от всяких недоразумений, должен предупредить, что, по предписанию врача, мне нужно провести в Т. полных два месяца; а потому, как видишь, я не могу уехать оттуда ранее середины августа, и тебе придется ехать одному или, если хочешь, с кем-нибудь другим, что легко устроить. Относительно этого жду твоего дружеского решения. Если тебе неудобно одному ехать обратно, то делай, как хочешь; как бы ты ни был дорог мне и сколько бы удовольствия я не ожидал для себя от нашего совместного пребывания, я хочу избавить тебя от всяких неприятностей. Так как тебе, если ты даже поедешь со мной, придется все равно вернуться в середине августа, то я возьму с собой своего слугу, кстати, очень порядочного и честного малого. Так как может случиться, что мы не будем жить в одном доме, то следует тебе также взять своего, если он тебе нужен. Для своей персоны я не взял бы с собою никого в дорогу, если бы не был таким беспомощным сыном Аполлона. Прошу тебя, постарайся только быть здесь не позже первого-второго июля, не то для меня будет поздно; а врач уже недоволен тем, что я так мешкаю; хотя он и находит, что общество такого доброго и милого друга будет мне полезно. Есть ли у тебя карета? Ну, отвечай же мне с быстротою молнии, потому что, как только я узнаю, что ты едешь со мной, то напишу туда относительно квартир, не то там все будет переполнено. Прощай, мой добрый, милый друг; отвечай сейчас же и люби твоего верного друга Бетховена.

Моя квартира находится в доме Пасквалати на Мелькербастей № 1239 в 4 этаже.

Мой друг, я не могу принять твоего отказа. Олива уехал один, и я допустил это только из-за тебя; мне нужно иметь при себе близкого человека, не то жизнь будет мне в тягость; жду тебя не позже 12-го этого месяца или, пожалуй, до 15-го этого месяца, только без отговорок. Это высочайшее повеление! Без тяжких наказаний и взысканий от него нельзя отделаться; словом, его надо исполнить без всяких разговоров. Вместе с тем шлю вам, дружок, пожелания счастья! Молим Бога о том, чтобы взял вас под свою защиту. Дано утром, немедленно вслед за приемом кофе.

Бетховен.

Вена, 4-го июля.

Так как мне неизвестно, каким образом попал к тебе портрет, то лучше привези его с собой. Можно найти покладистого художника, который из любезности сделает копию. Все прочее относительно обратной поездки вскоре устроится.

На высочайшее повеление наше мы не ожидаем другого ответа как: да, да, да! Быстрее, в шесть раз быстрее молнии – не то наш гнев достигнет Офена!

Вследствие предстоящего перерыва занятий с эрцгерцогом композитор пишет ему:

Ваше имп. высочество!

Прошу меня сегодня простить, так как у меня много неотложных хлопот с моей оперой, но завтра, наверное, буду к услугам в. и. в. и вообще удвою занятия до моего отъезда в Теплиц, чтобы мой августейший ученик менее ощущал мое отсутствие, вашего императорского высочества верный преданнейший слуга

Людвиг ван Бетховен.

Летом 1811 года в Теплице собралось блестящее общество: австрийский император Франц с женой и с многочисленной свитой, императрица французская Мария-Луиза со своей сестрой, король саксонский, герцог саксен-веймарский, герцоги саксонские Антон и Максимилиан, князь Витгенштейн, князь курляндский и многие другие правители и сановники, имена которых померкли рядом с именем Иоганна-Вольфганга Гете, прибывшего в Теплиц 15 июля и поселившегося в гостинице «Золотой Корабль».

Уже давно композитор увлекался произведениями Гете и жаждал знакомства с ним; давно также поэт слышал много интересного о музыканте и, несмотря на свое безучастное отношение к искусству, окружил мысленно имя Бетховена ореолом необычайного, чудесного. После первых же встреч оба были разочарованы, каждый по-своему и в иной степени; царь поэтов оказался поэтом царей, чиновником, полным эгоизма, олимпийского величия в толпе и низкопоклонства при дворе: шестидесятилетний сановник, бывший министр, щеголявший стилистикой своей часто напыщенной речи, не мог полюбить и расположить к себе свободолюбивого и пылкого, несмотря на сорокалетний возраст, артиста, непринужденная речь которого была полна простонародных выражений рейнского наречия. Спустя несколько дней после их первой встречи Бетховен уже проявил свою откровенность, оскорбившую веймарского министра. Гуляя с Гете по аллеям парка, композитор с увлечением рассказывал ему что-то и неохотно отвечал на поклоны своих знакомых, тогда как Гете исправно снимал свой цилиндр при каждом приветствии прохожих. Недовольный чрезмерным вниманием собеседника к публике, композитор взял его за руку и заметил:

– Не беспокойтесь. Эти поклоны обращены ко мне.