«Невозможно описать впечатление, которое произвела она на слушателей; могу сказать без преувеличения, что никогда не слышал такой божественной музыки, не исключая даже произведений Моцарта, красоты которых никогда не вызывают подобного настроения. Гармонические сочетания в Benedictus и его трогательная мелодия уносят слушателя на небеса. Одним словом: произведение это – целый клад. Гений ваш опередил века и едва ли среди слушателей можно найти одного, достаточно подготовленного, чтобы вполне постичь красоты вашего творения. Но потомство будет вас славить и благословлять память вашу более, чем то способны сделать современники… Простите, что докучаю своими письмами, – это искренняя дань одного из ваших самых ревностных поклонников».
Восстановив дружбу с Шиндлером, композитор, ободренный сообщениями из России, вновь забрасывает его записками, поручениями, видимо, лишь ему доверяя, вновь прося его быть скрытным, чтобы избежать вмешательства «мозгляка» (брата). Обычным местом свидания приятелей служит в то время ресторан «Золотая груша»; там маэстро сообщает Шиндлеру кислую, т. е. неприятную, новость о требованиях Дюпора, там признается ему в преданности от cis до fa, т. е. в полном объеме (клавиатуры), там рассказывает о новых проделках кухарки, «госпожи Шнапс», там сговаривается об отсылке мессы королю саксонскому и т. п.
Явитесь ко мне для допроса. Срок не определен.
Если есть о чем сообщить, то пишите. Но наложите печать, для этого облатка и печать на столе. Напишите, где живет Дюпор, когда обыкновенно он принимает, можно ли с ним лично говорить и если бывают при этом посторонние, то кто?
Мне нехорошо. Будьте здоровы. Я не решил еще, поговорить ли лично с Дюпором, или написать ему; последнее мне очень неприятно. Не ждите меня к столу; приятного аппетита! Я не приду, я болен от вчерашней нашей скверной еды. Вам приготовлена кружка вина.
Г-жа Ш. выдаст всю необходимую провизию, поэтому приходите сегодня около 2 часов к обеду. Получил хорошие известия, между нами, чтобы мозгляк ничего не узнал бы об этом.
Бетховен.
…Так как я узнал, что к моему концерту 7-го апреля, то прошу е. сият, разрешить мне устройство концерта 8-го апр. в большой ред.-з., именно в полдень; тогда не придется спешить ни мне, ни моим произведениям. Я очень обязан е. с. за постоянное внимание ко мне и это тем более лестно, что е. с. не относится безучастно к моим произведениям. Надеюсь найти случай доказать мое глубокое уважение…
Прошу вас прийти ко мне завтра, если возможно пораньше или около 8, так как я должен вам сообщить нечто кислородно-кислое. Дюпор сказал вчера, что он мне писал, но я письма не получил. Главное, он уверял меня, что согласен. Но ожидает все-таки еще главного скачка через авансцену.
От нижнего cis до верхнего F. Бетховен.
После шестинедельных всевозможных переговоров я точно выварен и выпарен; изжарен. Что же, наконец, выйдет из концерта, о котором столько судили, если цены не будут повышены? Что останется мне после таких расходов, когда одна переписка стоила так дорого?
Теперь, после двенадцати, в «Грушу», проголодавшийся и про…; потом в кофейню, опять сюда, и сейчас же в Пенцинг, не то останусь без квартиры.
В кофейне Mariahulf ожидаю вас к 3 часам.
В «Золотую Грушу», добрейший!
Только самое нужное. Может быть, уже у вас все! Сейчас после обеда пришлю обещан.
Добрейший!
Найдете нас в «Золотой Груше», оттуда в кофейню.
Обедаю в «Груше»; оттуда в кофейню. В «Груше» закажу для вас, но если не найдете меня там, то приходите в кофейню, так как не знаю наверняка придете ли.
Я уже в «Груше». Приходите за мной. Б.
Мне надо с вами поговорить; приходите, пожалуйста, к обеду. Стол будет накрыт к 2 часам.
Сильного дождя не будет, да и не мешает принять второе крещение вам.
Когда идет почта из Дрездена.
На конверте надо…его величеству королю саксонскому. Если узнаете что-нибудь о квартирах. Увижу ли вас на днях? —
Адрес. Г-ну А. Шиндлеру № 60 Котгассе.
В наши дни в европейских столицах, где имеются многочисленные опытные оркестры, уже свыкшиеся со сложными партитурами последователей Бетховена, такие колоссальные произведения, как 9-я симфония и месса, вызывают усиленную, продолжительную подготовку оркестра, хора и солистов; репетиции частные и общие растягиваются на протяжении нескольких недель и даже месяцев. Каково же было автору работать с музыкантами и певцами, совершенно незнакомыми с этим новым для них языком звуков, с этими неведомыми приемами и оборотами новой музыкальной речи в своеобразном и трудном изложении глухого композитора!
«Одна репетиция для указаний технического свойства, другая, для указаний экспрессий», – записывает автор в своем дневнике, покорясь воле Дюпора и получив разрешение устроить лишь две общие репетиции; но еще задолго до них пришлось испытать много хлопот с организацией хора и оркестра, имея при этом в виду наименьшие расходы.